Обсудить позже тоже не получилось. Вначале у меня были скучные пары, затем скучное практическое в лекарском крыле, после мы с оборотницей наведались в теплицы и там застряли в самом прямом смысле слова. По колено в грязи, по пояс в воде, по плечи в лианах плотоядных кувшинок — и все бы ничего, но, когда мы сюда падали, обе лишились браслетов. Вернее, мой при падении расстегнулся и затонул, а вот магический гид у Крэбасс пятые сутки был отключен и не подавал признаков жизни. Видимо, выключая его в прошлый раз, она была не в духе и повредила.
— Влипли, — констатировала я, безрезультатно прочесывая воду и болото сетью некроманта.
— Увязли, — отстучала зубами Крэбасс.
— По самые уши. — Я выпустила еще и одну ловчую, но она так же вернулась ни с чем. А затем со злости я одну отпустила вверх, и она со звоном разбилась об охранные знаки где-то в темной вышине, даже их не потревожив. И на что я надеялась? Ведь мы провалились значительно ниже уровня лабораторий, туда, куда ни одно живое существо в здравом уме и твердой памяти не спустится.
— А ты точно уверена, что спящие лианы среагируют на мой оборот ядовитой росой? — в который раз спросила Олли и шмыгнула носом.
— Уверена, — прошептала я твердо и напомнила: — не издавай громких звуков.
— Что, и чихать нельзя?
— Можно, но это будет предпоследнее, что ты издашь и я услышу, — повторила я слово в слово запись Октована Кворга. Ведьмак, как ценитель черного юмора, сдабривал им каждый второй абзац книги по темному искусству, аккуратно вписывая свой комментарий сбоку на полях. И чаще всего первым я запоминала его замечания, а не сам текст. А вспоминала редко и чаще всего к подходящему случаю.
Этот был подходящим.
— И что теперь делать?
— Ждать. Либо пока я свой браслет не выловлю, либо пока не наступит утро.
— А что будет утром? — спросила она, едва дыша.
— Кувшинки проголодаются.
— Что?!. — Она чуть не взвизгнула, но я ловко накинула на оборотницу сеть и заставила умолкнуть.
— Тихо! Никто нас не будет есть потому, что смотритель придет раньше. И он обязательно обратит внимание на наши сумки, вернее… как только он поднимет с пола десять срезанных кувшинок, он обратит внимание и на сумки.
Говоря это, старалась не ехидничать и не иронизировать, но получалось плохо. Кудряшка, судя по обиженному сопению, надулась. Но я на провокацию не поддалась и, сбросив с нее сеть, слов своих не смягчила. Поинтересовалась только, зачем ей потребовались цветы гиганты, да еще в таком количестве.
— Для зелья.
— Какого? Не думаешь же ты наварить десять ведер приворотного паршивого качества и отвратительного вкуса?
— Нет, — она сдула челку и нахмурилась, — для своего подопытного, застрявшего в обороте. Не хочу долго с ним мучиться и что-то изобретать, использую аналог запрещенной травы.
— А он есть? — От удивления я перестала прочесывать плетениями болото и обернулась. — Аналог есть, но никто его не использует?
Она кивнула.
— Почему?
— У него есть побочный эффект. — Олли заправила кудрявый локон за ухо и протянула глумливо: — Страшный!
— А точнее? — Я даже представить себе не могла, что для многоликих и двуликих может быть страшнее, чем неспособность оборота и почти очеловеченное состояние.
— Временное половое бессилие, — хмыкнула она, и я чуть было не ругнулась в голос. — Да-да, они этого, как огня, боятся, — продолжила Кудряшка. — А так как в оборотах застревают только сорвиголовы и драчуны, они совсем не хотят потерять свою мужественность на долгие четыре недели.
Информация была бесценная и очень интригующая.
— Но… из твоих слов выходит, что все многоликие против, — я прищурилась, — а твой подопытный согласился…
— Еще бы! Я знаю, на что давить, — фыркнула она, и мне вспомнились слова куки: «Н-дя Олли всегда умела изобретательно мстить, еще с самого своего рождений-я», затем поцелуи взросления на Бруге… Да, Тугго надо спасать. И не просто в ближайшее время вернуть ему способность оборота, а в срочном порядке!
