«Стала свидетелем очень красивого ритуала в Гравштайне. Впечатляюще и прямо веет какой-то древностью! Не совсем поняла смысл происходящего, все были слишком заняты, чтобы толком объяснить, к тому же не удалось подойти поближе, но надеюсь, что вскоре ритуал повторят – очень антуражно, очень!»
Что мне в Эскенланде нравится, так это его размеры. До Кустхива доехали за тридцать минут, покатались по сонному, постепенно просыпающемуся городку, побеседовали с редкими местными, а убедившись, что никто из них не видел своего барона уже недели три, – двинулись обратно.
Утренняя прогулка по холодку освежила, а сунутые в машину заботливой Магдой бутерброды, съеденные на обратном пути, вообще позволили слегка отмякнуть. Приказав встать на пригорке, с которого была видна и гавань, и крыши замка, и поднимающееся солнце, я вышел из машины, оставив саблю, и, присев на камень, стал смотреть на серо-синее море, чувствуя, как скопившееся за ночь напряжение уходит.
Славную шутку с нами пошутили! Чем отшучиваться стану? И еще надо как-то народный гнев погасить, зря сорвался: сейчас горожане начнут виноватых искать, как бы крайним не оказаться. Мол, ради своего статуса пожилого человека мучил, тиран. Они-то все правильно сделали, по закону, а я, конечно, должен был по-справедливости поступать.
Значит, надо думать, что сделать «по уму».
Сзади кашлянул Элиль, протянул термос с кофе. Копье было у него под мышкой, а щит на тележке он сунул в багажник. Умник недавно показал, что из любого наказания способен пользу извлечь – на щите теперь был мой полузаконный герб, «На алом фоне открытая могила с черным надгробием». Так что, раскладывая его гербом вперед, паж с другой стороны разворачивал тряпочку с рекламой. Каждый раз новой. Не знаю, кто ему такое посоветовал, Изя или Эгельберт, но если возникнет необходимость кого-нибудь показательно пропесочить, то Умнику за это снова достанется.
А пока я делал вид, что ничего не замечаю. Начальство оно такое, невнимательное, ага.
– Господин барон? Что дальше делать будем?
Судя по теням, за моей спиной сейчас полукругом выстроились все пажи.
– А что ты предлагаешь?
С детства не курил, но сейчас чего-то вдруг захотелось. Не дымом дышать, а повертеть пачку в руках, размять сигарету, мудро и задумчиво глядя вдаль на морской горизонт. Положено потому что в такие минуты.
– Будем гада искать?
Я хмыкнул. Ага, найдешь его сейчас, как же.
– Будем выполнять обязательства по договору об осаде, Эвальд уж точно ни при чем. Потом я буду обедать с гостями замка, потом навещу город с инспекцией, уже пару дней меня там не видели, пора. Много дел сегодня.
– Так что, мы этого скота даже не попинаем?!
– Марти, наш дорогой боевой и очень горячий подруг – что мы можем ему предъявить? – Я не оборачивался, но угрожающий прищур девушки и ехидные улыбки остальных пажей, видел как наяву. – Он воспользовался ситуацией, прорехой в законах, для какой-то своей выгоды. Классическая интрига, когда жертва вынуждена работать на злодея добровольно, в силу обстоятельств.
– А что он хотел этим добиться? – Норман, самый рассудительный из пажей, спрашивал не меня, скорее вместе со мной.
– Хороший вопрос. А любой хороший вопрос заключает в себе ответ. Поищем его в этих словах – «что», «он», «этим» и «хотел добиться». – Я уже говорил не для них и не для прислушивающегося у машин Фиска. Надо было проговорить вслух все то, о чем я думал ночью. – «Что» – если бы я не выполнил своего, так сказать, законного долга старшего из баронов, то этот статус можно было бы поставить под сомнение. Я не против, древние обычаи не всегда разумны, но кому-то это было очень нужно именно сейчас. «Он» – главным злодеем выступает Элиг фон Кустхив, молодой человек тридцати двух лет, в баронстве почти не появлявшийся, чем занимается в жизни, неизвестно, только поговаривают, что фамилии он соответствует и даже успел где-то отсидеть срок за уголовщину. Если бы он потащил девушку на сеновал, я бы понял, если бы попытался взять что-то силой, благо габаритами не уступает Эдгару, тоже было бы понятно. Но у этого резкого парнишки откуда-то есть деньги на свиту, набранную из глупых, зато крепких ребят, и откуда-то есть знание древних обычаев.
– Это не он!
– Верно, Алекс. Значит, он работал в интересах третьего лица. Идем дальше «Этим» – чем именно? Покушением на жизнь старика Миллера? Постановкой под сомнение каких-то моих прав? Самим фактом использования древнего обычая? Или чем-то, нам пока неизвестным? Непонятно. «Хотел добиться» – чего? Как я поступлю, понятно без вопросов, Миллер все-таки мой человек, и я попытаюсь его вытащить. Но при этом я нарушу древний обычай, а значит… кому- то нужна легитимность некоего поступка, в виду изменения моего статуса. – Я замолчал. – А объяснить, что происходит, может только наш заслуженный краевед фон Шнитце. – Я вытащил из кармана телефон, с чертыханием вспомнил, что отключал его на ночь, щелкнул. Девять пропущенных вызовов! Попытка позвонить Эвальду тоже ничего не дала, его телефон молчал. – С ним что-то случилось. В замок! По машинам! – Пажи уже неслись впереди меня.
На въезде в замок я с удивлением отметил садящихся в машины людей фон Веллешварма, приветливо махавших нам на прощание. Решив уточнить этот
