Сошлись на двадцати.
Как мне кажется, по нынешним меркам сумма очень даже неплохая.
— И что мне надо делать?
— Ничего… просто прогуляйся… и главное, Оливия, не надо бояться. Я буду рядом. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
Он сказал это так искренне, что я почти поверила. Но туфли надевать не стала. Если придется бежать, то лучше босиком.
В коридоре было тихо…
— Полночь, да?
Почему-то эта тишина действовала мне на нервы, и вообще сама идея, глобально так сказать, утратила всякую привлекательность.
— Давно прошла. А что?
— Ну… нежить ведь в полночь оживает… — Я цеплялась за наш разговор, как утопающий за соломинку.
— Кто тебе такую глупость сказал? — вполне искренне удивился Ричард. Но удивление не помешало ему подтолкнуть меня в спину. — Иди… и помни, я рядом. Даже если тебе кажется, что я исчез, я рядом…
Ага…
Рядом.
Близко.
Или далеко? Дверь закрылась, отсекая меня от относительно безопасной комнаты. То есть умом я понимала, что безопасного в ней ничего нет, что если, несмотря на наличие засова, градоправитель проник, то и вывертень сможет, но…
— Куда идти? — шепотом спросила я темноту.
— Прямо. Все время прямо. В хозяйское крыло…
Голос Ричарда звучал рядом, но я его не видела.
Обернулась.
За спиной никого.
Коридор пуст. И темен. Редкие фонари, надо полагать, магией заряженные, только сгущают тени. И в каждой мне мерещится… так, Оливия, надо успокоиться. Взять себя в руки.
И вести так, как положено вести жертве обыкновенной беспечной.
Плечи распрямить.
Улыбочку изобразить… у меня бессонница… бессонница, я сказала… и потому я решила ее развеять. Прогуляться. Раз сада нет, то хотя бы по особняку… вот на картины поглядеть… правда, какие-то мрачные, сплошь батальные полотна… или вот кто-то над кем-то склонился. Впотьмах не разобрать, кто это…
— Моя прапрапрабабка, — раздался вдруг низкий голос, и я подпрыгнула.
— Вы?
— Простите, но вы говорили вслух.
В белой рубашке и крылатой тяжелой шали Милия походила на привидение, но отнюдь не доброе и симпатичное.
— А это ее супруг… он продался Шерраду и устроил заговор против Императора, — Милия поправила шаль. — Узнав об этом, она сама поднесла ему чашу с ядом. А после сидела у постели… она очень его любила.
— Но Императора любила больше?
— У нее было шестеро детей. Если бы заговор открылся, в живых не оставили бы никого. В Старой Империи были свои законы… в знак благодарности Император послал своего живописца, чтобы он запечатлел бессмертный подвиг…
…а заодно напоминание о предательстве. Страшный выбор. Муж или дети…
— Она прожила еще шесть лет, пока старший из сыновей не вошел в возраст наследования. А затем покончила с собой.
— Ужасно.
— Вы так полагаете? — Милия смотрела на меня, и было в ее глазах что-то такое…
Предвкушение обеда?
Или у нежити это завтрак?
— Наш род всегда хранил верность Императору. И после того, как старая династия пала, об этом не забыли… увы, мой предок отказался признавать Ублюдка. И об этом тоже не забыли. Мы лишились почти всего, а то, что осталось, постепенно уходило… и я последняя в роду.
— Мне жаль.
В темноте она казалась почти красивой.
— Мне тоже, — ответила Милия. — Мой муж уже приходил к вам?
