Оливия же, схватив ближайшую вазу, швырнула ее в вывертня. При том визжать она не переставала… как ей воздуха хватает? Звук сделался тоньше. Выше… и стекло в ближайшем окне рассыпалось мелкой пылью…
Тварь шарахнулась, уходя от удара, и взлетела по стене. Острые когти с легкостью пробили деревянные панели. Зависнув вниз головой, вывертень возмущенно заверещал: приличным жертвам полагалось цепенеть и падать в обморок, а эти…
— Ах ты… — Оливия перевела дух и потянулась за второй вазой. И Ричард понял, что, если не начнет действовать, тварь точно уйдет.
И затаится.
Она, конечно, нежить, но и у нежити есть нервы.
Он скинул истончившийся полог и швырнул в вывертня ком ловчей сети. Нити силы распрямились, чтобы, столкнувшись с преградой, эту преграду облепить, опутать… тварь свалилась с потолка, но в полете умудрилась перекрутиться. Она билась в сетях, оставляя ошметки оплавленной шкуры, и нити силы трещали.
Воняло паленым.
И дерьмом.
Открыла было рот Оливия… но Милия успела раньше.
Скрещенные пальцы.
И слово.
Короткое Слово, произнесенное на запретном языке. И тварь вдруг затихла, обмякла… а в следующее мгновенье собственная сеть Ричарда судорожно сжалась, разрезая вялое тело вывертня на куски…
Глава 11
ЛЕДИ И ЛЕДИ
Леди не…
Леди много чего не делают. Не ковыряют пальцами в носу. Не копаются в грязи. Не обзывают мальчишек нехорошими словами… и не только мальчишек.
Не устраивают истерик.
Не плачут на людях.
И вообще… единственное, дозволенное проявление чувств: обморок. Да и то, полагаю, исключительно в силу невозможности справиться с обмороком усилием воли. Я и не пыталась.
Тварь.
Сеть, свившаяся из ничего… и шипение, и вонь, и куски шкуры… черное, как деготь, пятно, которое расползалось… и Милия.
Я не поняла, что именно она сделала, но знала — это из-за нее тварь разрезало на куски. И голова, вытянутая, словно дыня, голова покатилась к моим ногам…
Вот тогда-то сознание меня и покинуло.
А вернулось…
— И давно вы догадались? — голос Ричарда звучал где-то рядом.
— Недавно.
Это Милия.
И она тоже где-то рядом, но дальше, левее Ричарда.
— Когда не стало этой девочки… она была влюблена в него. Глупышка… никогда не понимала этого. — Милия бесконечно устала, если позволила отразиться этой усталости в голосе. — Любовь, заставляющая забыть обо всем… чушь…
— Вы мужа не любили.
Это прозвучало обвинением, и Милия спокойно ответила:
— Было время, когда я испытывала к нему симпатию. Отец постарался. Мы жили… древний род, родовое гнездо, где пауков больше, чем людей… какие люди? Я, отец и моя нянюшка, которая осталась, потому что идти ей было некуда. Я бесприданница. Хорошей крови? Кому это сейчас интересно. Вы забыли о том, на что способна правильная кровь.
Я не спешила открывать глаза.
Быть может, конечно, и нехорошо подслушивать чужие беседы, но вот слишком мало я знаю о нынешнем мире, чтобы выжить. А спрашивать не у
