проорать, что он существует.
Ричард потер кривую переносицу:
— Разве что ему было нужно, чтобы вывертень появился… и не просто появился, но убивал часто и много. Зачем? Затем, что если он кого-то убьет, то… вот, скажем, взять вас. Вы дама благородная, уважаемая. Случись вам умереть, расследование начнется. Если, конечно, причина вашей смерти не будет очевидна всем. А что может быть очевидней нападения вывертня?
Тоже мне, Шерлок…
А раньше мне он рассказать не мог?
— После вашей смерти Тарис бы огорчился. И устроил бы облаву… и написал бы гневное письмо в Империю… но вывертня не нашли бы. Так ему казалось. Мы все думаем, что умнее окружающих. Мое появление несколько спутало планы. Нет, Тарис послал прошение, но он знал, что некромант явится недели через две, если не позже. К этому времени можно было бы объявить, что тварь ушла… скажем, облава ее спугнула. Некромант был бы зол, конечно, но что взять со скромного градоправителя, которому невдомек, как надо охотиться на вывертней.
— Но некромант появился раньше… — Милия произнесла задумчиво. — Почему он все же решился?
И я кивнула.
Странно.
Вот явились по твою душу, если, конечно, у нежити душа имеется. Так сиди себе тихонько. Погоди, пока уедет гость незваный, а там уже и воплощай коварные планы в жизнь. Зачем же танком переть? Ричард усмехнулся.
— Во-первых, самоуверенность сыграла злую шутку. Он привык считать себя неуловимым. Самым сильным. Самым хитрым. Во-вторых, та девушка… его разозлила. Она была беременна, вы знали?
— Нет.
— Полагаю, она спала не только с вашим мужем, а когда поняла, что беременна, решила выбрать ребенку правильного отца. Она ведь не знала, что вывертни бесплодны. Тарис же, полагаю, был в курсе этой небольшой особенности. И понял, что его, такого умного, обманывали… это разозлило. А злость бесследно не проходит, да…
Ричард замолчал.
Вздохнул.
И признался:
— Было еще кое-что… манок… вывертень и человек сосуществуют в одном теле. Но манок зовет именно сущность вывертня. Вытаскивает ее наружу. Это как огонь для ночного мотылька. Зову можно противостоять, но это если есть желание. А у вашего супруга желания не было… точнее, последнее у него отбила Оливия, когда отказала ему.
— Даже так? — Взгляд, которым меня одарила Милия, был далек от признательного. Так смотрят на подобранную шавку, которой, вместо благодарности к хозяевам, вздумалось зубы скалить.
— Он ведь был самолюбив, верно? Оливия дразнила… она была рядом, но недоступна… человеческая часть была возбуждена, взбудоражена и утратила контроль над тварью. А дальше… дальше вы объясните мне, что произошло.
— Ничего. — Милия щелкнула пальцами. — Я лишь помогла вам справиться с опасной тварью. Исполнила свой долг перед Императором, как и подобает скромной подданной…
…мне вспомнилась та картина.
Только вот… представляется, что Милия не собирается уходить вслед за мужем.
Я не ошиблась.
Утро.
Солнце в окна. Птички поют… хотя нет, не поют и не птички: шумит рыночная толпа. И я, стоя на балкончике, вновь смотрю на город. В свете солнечного дня он кажется таким… убогим? Низкие домишки с плоскими крышами. Улочки извиваются.
Пыль.
Пустота.
И плакать охота. Сейчас бы пасть на чью-нибудь героическую грудь и оросить ее слезами горючими… бредовые мысли. Надо бы к завтраку спуститься. Мыслится, что произошедшее ночью не является достаточно веской причиной, чтобы этот завтрак отменять.
Но…
Не хочу.
Милия, Ричард… вчера он проводил меня до моих апартаментов и даже любезно пожелал спокойной ночи. Издевался, не иначе. Я уснула лишь на рассвете, и то не то чтобы уснула, скорее уж провалилась в полузабытье.