фехтовальщик растворился во мраке. Когда ученый приблизился, он увидал лишь густую черноту, распятую в углу стены словно саван. Сжал зубы и вошел в нее. На миг ослеп, в голове его закружилось, а по спине ледяным ручейком потекли мурашки.
Потом он столкнулся с И’Барраторой, неловко толкнув его, щуря глаза, словно младенец, ибо из темноты улицы они перенеслись в освещенное рядами свечей помещение. Когда снова вернулось зрение, перво-наперво он рассмотрел кроваво-красные оттоманки, потом медный столик с кальяном, стойки со свитками. Только потом он заметил встающего с подушек хозяина.
В одной руке Хасим держал бокал толстого хрусталя. Танцевали на нем искры света, выстреливая в темный потолок. Благодаря ожерелью с драгоценностями и тюрбану с золотым наголовником, казалось, что он окружен ореолом, словно ангел на картине. Однако лицо внутри этого ореола совершенно не выглядело святым; покрытая черной щетиной физиономия, исхудавшая, бледная от недосыпа, испещренная морщинами.
– Дела идут худо? – спросил Арахон. – Выглядишь ты так, словно от тебя жена сбежала, прихватив кошель.
– Жена в порядке, как и кошель. С ними все даже лучше, чем нужно, поскольку оба толстеют на глазах, – Хасим слабо улыбнулся.
Он отставил бокал и подошел обнять друга. Его тонкие крепкие пальцы, унизанные перстнями, похлопали фехтовальщика по спине.
– Есть какое-то движение, – прошептал тенемастер ему в ухо, удерживая Арахона в слишком долгих объятиях. – Ребро Севера дрожит каждый вечер. Тени – в беспокойстве. Кто-то прибыл в город. Очень сильный тенемастер или антигелион.
– Анти… – запнулся Арахон, освободившись, наконец, из объятий приятеля.
– Не говори, что ничего не ощущал.
– А я должен был?
– Да, должен был. Коппендам, помнишь? Ты был в глубокой тенесторонности, куда спускаются лишь обученные мастера. Это всегда оставляет след. Как сломанная кость, которая болит на перемену погоды.
– У меня в последнее время были дела поважнее, чем прислушиваться к собственным костям.
Однако он понимал, о чем говорит Хасим. Ощущал это раза три. В первый раз – на складе, в портовом квартале, когда скрестил оружие с таинственной женщиной. Второй раз – на Монастырском взгорье, вскоре после того, как спас Хольбранвера. Третий раз у Иоранды. В ту самую ночь, когда погиб Ключник Купола.
– Это плохо, очень плохо, – сказал Хасим. – Может, ты услышал бы нечто полезное. Может, тогда и вовсе не пришел бы сюда.
– Ты слишком много пьешь.
Воспользовавшись тем, что они на миг замолчали, подал голос Хольбранвер:
– Антигелион? Человек, который продался теням?
– Нет, господин королевский ученый, – сказал хозяин. – Существо тени, которое перешло на нашу сторону и паразитирует на живом человеке. Ничего странного, что об этом не писали в твоих книгах. Это магия, которую практикуют лишь на далеком Юге почитатели тьмы, слуги Эбеновой Госпожи.
– Невозможно! – запротестовал Хольбранвер. – Есть существа света – и существа тени. И нет ничего, скажем так, между…
Хасим проигнорировал ученого. Обратился к И’Барраторе:
– Куда ты хочешь попасть?
Арахон подошел к разложенной на стойке карте Серивы. Хольбранвер заметил, что нанесена на нее черная чернильная сетка, геометрическая паутина, опутывающая город. Возле каждой линии виднелась крохотная надпись червячками анатозийского алфавита – тенесторонности, деклинаторы, углы входа и выхода.
И’Барратора ткнул пальцем в точку в северной части города.
– Каса Вилетта. Получится?
– Да. Но в обход, по серьезной тенесторонности. У них там неплохой тенемастер, он настороже и днем и ночью. И не могу гарантировать, где вы выйдете. Я слышал, что старый Ламмонд отдал сундук золота, чтобы обестенить имение. В самых важных местах, таких как сокровищница, спальня, кабинеты, ничто уже не отбрасывает тени.
– Какой путь ты предлагаешь?
– Три трансъединения, здесь, здесь и здесь. Не хочу накладывать на вас большее число слоев, потому что складка предупредит других тенемастеров. Вместо этого мы уйдем в тенесторонность. Будет неприятно, ты знаешь. Но – справишься.
– А не лучше ли пройти через портовую башню? Оттуда ты можешь трансъединить просто в имение…
Не понимая ничего из этого разговора, Хольбранвер решил повнимательней осмотреть помещение.
Было оно округлым, с низким тяжелым потолком, возведенным на анатозийский манер. В стенах виднелись крохотные окошки без стекол. За ними близкий свет луны обмывал крыши Серивы, башни подле Площадей Шести Родов, маяк в северном порту, высокие, поддерживаемые немногочисленными колоннами, стены Базилики Светосхождения. Еще одно окошко выходило на Треснувший Купол.
Маяк… базилика… купол. Хольбранвер не понимал, как это возможно. Был он некогда на маяке – базилика оттуда казалась крохотной, а Площади Шести Родов заслонял массив Голодной Башни. Он не родился в Сериве, но знал ее настолько хорошо, чтобы, пытаясь представить себе, в какой точке находится
