должен был хорошо знать расписание его дня.
Я присел рядом, изучая следы вокруг тела.
– Если бы хотели убить лишь эклезиарха, могли бы сделать это в его личных покоях. Нет, кто-то стремился уничтожить все руководство инквизиции…
Я еще раз оглядел комнату, потом указал на шкатулку. Она лежала, открытая, в тени стеллажа, под отворенным сейфом, глядя на нас тремя рядами глазков. Каждый из них был тенеукоротом, ведущим к высоким инквизиторам. Рядом со шкатулкой лежало шило с деревянной ручкой и пустой флакон из-под яда.
Черный схватился за перстень. Лишь через миг понял и взглянул мне в глаза.
– Кажется, я обязан тебе жизнью, – произнес он медленно. – После того как Андреос подал сигнал, ты разорвал соединение, верно?
– Скажем так, я предпочел вырвать тебя из-под власти эклезиарха.
Князь вздохнул, снял свой перстень с тенеукоротом и бросил его рядом с трупом.
– Меня удивляет одно. Если они хотели уничтожить инквизицию, тогда должны были поджечь архив, – сказал он. – Это ведь лучший способ. Превратить в пепел все, над чем следователи работали. Замести следы.
Тут меня укололо дурное предчувствие.
– Разве что… – начал я.
Прервало меня волнение тенепространства. Я подскочил к Князю, перехватил его за пояс и повалил на пол. Из тени под навесом камина выскочила фигура, поблескивающая, как медный жук. Острие пробило пустоту.
Я вскочил на ноги, направив рапиру в сторону противника. Он тоже развернулся ко мне. На лице его были очки с черными стеклами. Я уже видел такие – они блокировали свет антисолнца на глубоких тенесторонностях. Это да еще металлическая кираса и покрытые странными механизмами рукавицы не оставляли сомнений.
– Ты… – прошипел охотник, поскольку тоже меня узнал.
Это был человек, который убил Хасима в подводной мастерской.
Я знать не знал, каким чудом он ушел оттуда целым и невредимым. Непросто выстроить хороший тенеукорот в абсолютной тьме, когда тебя заливает холодная вода.
Но ему, похоже, это удалось.
Судя по ненависти, с какой он на меня смотрел, его подруге повезло меньше.
– Как тебе понравилось морское купание? – спросил я, принимая любимую фехтовальную стойку Арахона.
– Сдохнешь, пес, – ответил он коротко, после чего вытянул вперед правую руку.
Я нырнул в тенепространство, оставив на светлой стороне тело, с которым соединяла меня теперь лишь тонкая растянутая нить.
Мир тотчас замедлился, а я почувствовал себя, словно рыба, брошенная назад в воду. Рядом увидал и укорот оружия противника. Быстрым движением я его закупорил.
Почти в тот же миг на светлой стороне убийца нажал на спуск, скрытый внутри ладони.
Щелкнули пружинки, пуля ринулась в тенепространство. И исчезла.
У убийцы не было времени удивляться, поскольку Черный выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Нападающий отскочил и растворился в тени полки.
Мы замерли не двигаясь, я же вслушивался в подрагивания тени, пытаясь понять, в каком месте охотник возникнет снова.
Выскочил он из-под стола – прямо на мою шпагу.
Молниеносным разворотом ушел от острия. Был он очень быстр. Уже знал, что выскакивать из тени подле нас может ему дорого стоить, а поэтому бросился в обычный бой, держа рапиру над головой, словно скорпион жало.
Тело мое было еще слабым и неловким. Поэтому я решил его проигнорировать и сосредоточиться на тени и ее движениях. Знал, что тело поспеет за ними, как невольник. Как черное пятно, отброшенное на пол, я сражался с тенью, отбрасываемой нападавшим.
Противник был хорошо обучен, стойка его была безукоризненна, как и работа ног. Наносил он удары быстро, умело, в стиле, который я мог бы описать как смесь флорентинской школы с холодно просчитанными маневрами анатозийских убийц.
В определенном смысле это было захватывающе. Тенемастерам приходилось упражняться в манипулировании тенью всю свою жизнь, потому мало кто из них умел что-то еще. А мой противник был настолько же необычен, как старый алхимик, оказавшийся одновременно виртуозом игры на пианоле, или гениальный художник, выигрывающий все конкурсы стрелков.
Я понял, почему Легион так его опасалась. Даже она не сумела бы справиться с двумя такими противниками одновременно.
Однако сегодня мужчина был один. У меня же в голове оставались воспоминания двух гениальных фехтовальщиков. Арахон тренировался с восьми лет, когда отец подарил ему первый тренировочный флорет. Кальхира соединилась с несколькими сильнейшими рубаками Саргассового моря. К тому же подле
