Перепуганные глаза очередных правителей, которых я медленно раскраиваю кончиком ножа, глядя, как вытекает из них жидкость жизни.
Все это продолжалось слишком долго. Я знал, что не могу позволить, чтобы разум мой окончательно сплавился с разумом охотника.
Все еще в соединении, едва ощущая собственные конечности, я отпустил рукоять рапиры и вытащил дагу из-за моего-его пояса. Приложил ее к моей- его спине: был он передо мной, но одновременно я ощутил укол сзади.
Какая-то часть моего разума пыталась меня удержать, однако я лишь стиснул мои-его зубы, стиснула зубы даже тень, что было довольно странным впечатлением, поскольку у тени-то их не имелось. А потом я воткнул дагу в свою-его спину, вверх, к его-моему сердцу.
Тело прошили ледяные разряды. Соединение с разумом, бабочкой затрепетавшим в момент смерти, было выше моих сил.
В глазах потемнело.
Я потерял сознание.
Следующее, что я помню, это как на четвереньках посреди ковра я блюю, все еще чувствуя режущую боль.
Когда конвульсии прекратились, я посмотрел под окно, где моя жертва лежала, выгнутая, словно кукла.
Я убил себя. Я себя ненавидел.
Я тряхнул головой, прогоняя это чувство, и поднял взгляд – лишь для того, чтобы увидеть ствол, нацеленный мне в лоб.
– Как твое имя? – спросил Черный.
– Успокойся, я ведь…
– Как твое имя?! Я считаю до десяти, а потом пущу пулю тебе в лоб.
– Мое имя… Арахон… Каранза Мартинез И’Грената И’Барратора.
– Где ты родился?
– Саранха.
– Что ты делал в шестьсот двадцать шестом году в месяц дождей?
– Сражался на фронте. В Бруншвии.
– Битва под Риазано. Где ты стоял?
– Проводил время в тылу, играя в карты с его величеством королем, – скривился я, но пистолет все так же целился в меня, поэтому пришлось быстро добавить: – Левый фланг, отряд герцога Монтенаро.
– Какая у тебя цель? Что ты хочешь сделать?
– Добраться до сукина сына, который убил Д’Ларно и похитил Иоранду.
Князь вздохнул. Спрятал оружие и протянул мне руку.
– Ты безумец, – произнес он. – Потерять часть души, впустить в себя такого мерзавца, такого убийцу! И для чего?
– Потому что он ничего не сказал бы, даже под пыткой. А мне надоело, что враг постоянно на шаг впереди, что всякий раз он нас опережает. Нам нужно поторопиться.
– Ты не боялся? Как ты себя чувствуешь? Много его… осталось?
Я пожал плечами, словно все это было не так уж серьезно. Надеялся, что ослабленный болью, умирающий разум не станет сопротивляться. Я надеялся вырвать у него тайну без особых усилий. Однако память убийцы, заполнившая меня, была живой и отчетливой, словно город в солнечный день. Я сохранил свою целостность только потому, что между им и мною был еще один посредник – новое тело, которое было не до конца человеком. Однако я помнил о своей цели и о том, что произошло недавно. Кажется, он заполнил меня не слишком глубоко.
По крайней мере, я на это надеялся.
– У тебя хотя бы есть то, ради чего ты с ним соединялся? – спросил Князь, пряча шпагу.
Это был хороший вопрос, но ответить уверенно я не мог.
Когда пытался вспомнить, что, например, я делал три дня назад, перед глазами моими вставали мои воспоминания – так мне казалось – но прослоенные смазанными, невыразительными воспоминаниями охотника. Когда же я старался думать лишь о нем и о его жизни, видения делались отчетливей, но одновременно были все менее осмысленными, неупорядоченными – словно образы, мелькающие под веками умирающего.
Я знал, что убийцу зовут Герт Шушнигг и что с детства его тренировали в Анатозии. Когда он получил свободу, то жил и работал в Коппендаме вместе со своей партнершей, закончившей ту же самую школу убийц. Из почти тридцати детей к концу обучения выжили лишь они вдвоем. Женщину звали Хенсе. Она никогда так и не отдалась ему, на что он втайне рассчитывал.
Из Коппендама они прибыли, вызванные таинственным письмом и задатком, а также обещанием куда больших денег, положения и титулов.
Потом память помутилась.
Единственное, что я помнил отчетливо, это ощущение ужасного разочарования, которое появилось, когда я смотрел на Сериву с террас Замкового холма, зная, что где-то там находится моя цель. На расстоянии взгляда, но скрытая.
Был также отвратительно яркий свет и чувство страха. Некое странное лицо, горящее, словно солнце. И еще одно, на этот раз вполне знакомое.
