– Странно, что у меня сердце до сих пор не обледенело, – усмехнулся он.
– Скорей-скорей, – пробормотала я, вспомнив слова Ири. – Скорей-скорей! Оно не могло обледенеть, ты гнал его вскачь… Но почему? Что такое ты узнал? Кто эта женщина с веретеном?
– Владычица вод, – негромко произнес Ирранкэ, а потом вдруг откинул одеяло и велел: – Забирайся, я пока ставни закрою. Ветер в эту сторону, до утра комната совсем выстынет.
– А Ири… – начала было я, но тут же сообразила, что в маленькой комнатке окон нет, там теплее, а на перине да под меховым плащом дочь уж точно не замерзнет! А если вдруг и озябнет, ко мне придет.
Я быстро скинула платье и нырнула под одеяло. Постель была холодной, как-то не озаботились мы грелками, а уж когда ко мне присоединился Ирранкэ…
– Ох… У тебя не только руки ледяные, ты сам, похоже, окоченел, – невольно прошептала я. – Дай согрею…
Кровать была широкой, не то что моя, но мы все равно прижимались друг к другу теснее некуда. Это было совсем как в прошлый раз: Ирранкэ цеплялся за меня, живую, земную… Но тогда он полагал, что ему угрожает всего лишь смерть, а это не так уж и страшно!
У меня были мужчины после него, после рождения Ири, и вовсе не дурные. Они хорошо знали женщин и умели доставлять удовольствие, но все равно поутру я вставала с отчаянным желанием поскорее отмыться, как бы ни было хорошо мне той ночью. А теперь…
Несколько лет назад Ири затащила меня летом к лесному озеру, почти совсем заросшему – только посредине зияло оконце чистой воды. Да и вообще, как по мне, это было не озеро, а самое настоящее болото.
– Не бойся, – сказала мне дочь, когда мы, оскальзываясь на упавшем, давно лишенном коры дереве, добрались до прогалины во мху и разделись. – Там чисто, не смотри, что вода черная, она прозрачная, вон – дно видать!
– Если я утону, это будет на твоей совести, – сказала я, задержала дыхание и окнулась в черную как смоль и прозрачную, теплую у самой поверхности и прохладную у дна чистую воду…
Лесное озеро приняло меня на руки, покачало и позволило опуститься вниз. Кругом колыхались водоросли, выше виднелся ковер из мха, и когда я оттолкнулась ногами от мягкого торфяного дна, то врезалась в него головой, немного промахнувшись мимо оконца, и Ири долго смеялась, помогая мне выбрать зелень из волос, и дразнила русалкой.
Никогда мне еще не было так легко, как после купания в лесном озере, чьи черные воды будто смыли все тревоги и горести…
Я будто окунулась в него снова.
Свеча давно догорела, но когда я провела рукой по плечу Ирранкэ, знакомые линии едва заметно засветились снова. Я видела их прежде (и у Ири заметила подобные), но тогда они были намного ярче, а теперь свет был едва-едва заметен и будто бы мерцал, как догорающая свеча. Еще и шрам мешал, грубый рубец, рассекший рисунок…
– Что? – шепнул Ирранкэ, почувствовав, как замерли мои пальцы.
– Сердце… – Я приложила к его груди уже не кончики пальцев, ладонь, – у тебя же сердце не там, где у всех!
– Это мне жизнь спасло. – Он вернул мою руку на шрам с левой стороны. – Хотели прикончить, чтобы уж наверняка, а тут вдруг незадача! Бывает и такое, можешь себе представить?
– Еще как могу, – ответила я, – у Ири точно так же…
Я бы вовсе этого не заметила, наверно, но однажды она простыла и сильно кашляла, а придворный лекарь, выслушав ее, шепотом сказал мне: девочка-то необычная. Встречаются люди, у которых органы расположены будто бы в зеркальном отражении, вот Ири как раз из таких. Но лучше помалкивать об этом, мало ли, чего наболтать могут… Я и помалкивала. Какая разница, слева у нее сердце или справа, была бы жива-здорова!
– Это у нас в роду передается, – помолчав, произнес Ирранкэ. – Дед мой был таким же, и прадед, и еще много предков… Именно поэтому мы всегда стояли немного наособицу. Жаль, волшебный дар растеряли за столько поколений… Вернее, разучились им пользоваться – ни к чему было.
– Погоди… – Я нахмурилась. – Так вы еще и колдовать умеете?
– Умели когда-то, – едва заметно качнул он головой. – Говорю ведь, все забылось. Даже алии не бессмертны, да и память у них не вечная. После стольких войн мы многое утратили: там потеряли старинную летопись, тут кто-то погиб, не успев передать потомкам тайное знание. А вот ключ все-таки сберегли, хотя и запамятовали, что это такое и для чего предназначено изначально.
– Ты говорил, что вы использовали его, – припомнила я, – но сами не понимали, как именно он действует и почему именно так.
– Верно. – Ирранкэ устроился поудобнее. – Мы пытались изменять видимое нам будущее, и это даже иногда удавалось. Как бы объяснить… Будущее – оно за стеной с множеством дверей, пока запертых, и оно зависит от того, какая именно дверь будет открыта первой. Определить это можно только с очень малой долей вероятности, но иногда удавалось выбрать нужную… Нужную нам, – поправился он.
– И вы отпирали ее с помощью этого ключа… – Я невольно накрыла ладонью подвеску на шее.
– Именно так. Не отпирали даже, лишь подглядывали в щелочку… А делали это всегда мужчины из моей семьи, – сказал Ирранкэ, – но не только потому, что происходили из правящего рода.
