– А тогда все следы были смыты, – шепнул Ирранкэ. – Умерла девушка, родилась женщина, как говорят у нас. А потом ты сделала кое-что еще, я прав?
Он нащупал цепочку у меня на шее.
– Железо. Почти все феи боятся холодного железа, да еще так хитро сплетенного… и крови. Ты сама себе создала защиту, какой не придумал бы ни один волшебник.
Я вспомнила, как сжимала в руке кожаный мешочек с ключом, когда на свет появилась Ири…
– Я же столько раз купалась вместе с Ири, – проговорила я, – и в озере, и в ручьях мы плескались, и в овраге как-то по весне извозились с ног до головы!
– Она не видит тебя, – сказал Ирранкэ и тут же поправился: – Не видела. До тех пор, пока ты снова не прикоснулась ко мне. Теперь – остерегайся текучей воды и запрети Ири подходить к ней… Я не знаю, что может случиться. И я вам не защитник, я…
Он осекся, потом продолжил:
– Я не смог справиться с ней. Никто не смог бы, даже волшебник… И это правда – мой предок сбежал от Владычицы вод, как это сделал я, но до конца дней своих жил в страхе и никогда не приближался к водоемам.
– Он был волшебником? – зачем-то спросила я.
– Да. А я, Марион, не волшебник, – тихо ответил Ирранкэ. – Я умею кое-что, но это детские забавы по сравнению с возможностями той, которая идет за мной по пятам. Зачем только мы встретились вновь!
– Наверно, это судьба, – ответила я. – Просто судьба. А ты трус.
– Даже спорить не стану, – согласился он. Я чувствовала, как он стиснул переплетенные пальцы у меня за спиной, но молчала. – Мне страшно. Но бояться за себя, Марион… это пустяки. Это ничто.
– Я знаю, – шепнула я и добавила зачем-то: – Я не могла тебя забыть. Никак не могла, как ни старалась. А вдобавок у Ири твои глаза – взглянешь и вспомнишь, хоть ты убейся!
– Я выжил только потому, что у меня была ты, – шепнул Ирранкэ. – Ты, живая, земная, настоящая… Я запер память на все замки и засовы, чтобы никто не дознался, но она была со мной. Иногда я мог подглядеть в замочную скважину и увидеть, как ты расчесываешь волосы перед зеркалом…
– Ты никогда этого не видел.
– Видел. Тем утром, когда очнулся в твоей комнате. Ты сидела у зеркала и о чем-то очень сосредоточенно думала и не замечала, что я пришел в себя, пока я тебя не окликнул. – Он пропустил мои волосы меж пальцев. – И еще я помню запах жасмина. Он никогда не цветет в тех краях вечной весны, ни он, ни сирень… Не знаю почему.
– Ирранкэ…
– Ирэ. Так будет… по-домашнему? Не знаю, как перевести.
– Что мы будем делать дальше, Ирэ? – спросила я.
– Мы?
– Да, мы. Или, если я отдам тебе ключ, фея станет охотиться за тобой одним?
– Не имею понятия, – качнул он головой.
– А зачем он ей? – спросила я. – Что она станет делать?
– Я расскажу об этом завтра, – после паузы произнес Ирранкэ. – Мне нужно… многое нужно вспомнить, хотя я хотел бы забыть об этом раз и навсегда. А тебе и так придется многое пересказывать Ири!
– Почему это мне?
– Меня она знать не знает, – был ответ, – не я растил ее столько лет. Она поверит не мне.
– Ири сама решает, кому верить, а кому нет, – усмехнулась я и снова коснулась шрама на его груди.
– Я живой? – спросил он вдруг. – Живой? Сердце в самом деле бьется?
– Да. – Я дотронулась до его щеки. – Да…
У Ирранкэ наконец-то согрелись руки, и от него больше не пахло железом и остывшей золой. Только свежим снегом, как когда-то.
Глава 13
Я проснулась от того, что Ири принялась ворочаться. Имеется у нее такое обыкновение: перед самым пробуждением, уверяет она, снятся самые интересные сны, вот она и бежит куда-то или скачет верхом, ныряет или лезет на дерево… Все бы ничего, но от ее острых коленок достается моим бокам!
Я вздрогнула и очнулась. Да, солнце уже взошло – ставни снова были открыты, и сквозь мутные окошки пробивался свет. И, судя по шуму во дворе и в доме, время близилось к полудню. Вот так поспали…
Но ведь засыпала-то я в одной постели с Ирранкэ! Однако его не было, а вот дочь, как всегда, уютно примостилась у меня под боком.
