– Можно. Артем, остаешься на хозяйстве. Разрешаю отправить в увольнение две трети стрельцов. Детали уточнишь с сержантами.
– Слушаюсь, – разочарованно протянул Жабин.
– Не вешать нос, господин полусотенный, будет и на твоей улице праздник, – подбодрил Иван, потом обернулся к остальным офицерам.
Фрол, его заместитель, второй полусотник Кузнецов и подлекарь Любимов. Этот сменил Рудакова, отбывшего по распоряжению Ирины Васильевны. Жаль было Ивану с ним расставаться, да ничего не поделаешь. Как следовало из его письма, тот женился на Рощиной и отправился в Псков вместе с царевной. Поправочка – теперь уже великой княгиней Трубецкой. Впрочем, Любимов показал себя как вполне знающий лекарь. Как ни крути, а в его лице Павел нашел настоящего единомышленника.
– Господа офицеры, предлагаю отметить удачное возвращение и испить по кружечке винца, – предложил Иван.
– А почему только по кружечке и почему только вина? – с деланым возмущением произнес Фрол. – Я так и от водочки не отказался бы.
– Как лекарь поддерживаю предложение Фрола Емельяновича, водка в данных обстоятельствах куда как предпочтительнее, – авторитетно заявил Любимов.
– Вот за что я тебя уважаю, Сергей Пантелеевич, так это за понятливость и догадливость, – хлопнув его по спине, довольно заметил Фрол.
Впрочем, осуществиться их планам было не суждено. Именно в этот момент на территории городка сотни появился взвод солдат. Причем ни Иван, ни кто другой их тут увидеть не ожидали. А что тут делать целому взводу преображенцев при полном вооружении, да еще и во главе с полковником де Вержи?
– Господа, – остановившись перед офицерами и изобразив легкий поклон, поприветствовал их француз. Потом перевел взгляд на Ивана: – Сотник Карпов, полусотенный Жабин, именем государя нашего Николая Дмитриевича вы оба арестованы. Сдайте ваши сабли.
– Интересно девки пляшут… – в сердцах выдал Фрол, не зная, как реагировать на происходящее.
Иван отступил на шаг, положив руку на рукоять тесака. Ему, конечно, была положена сабля. Как же иначе-то. Офицер. Вот только с ножичком он обращался куда как ловчее. Опять же, в походе всегда с карабином, к которому штык вовсе даже не лишний. Сабля же пока все еще не давалась в руки и для него являлась скорее церемониальным оружием. И к чему тогда таскать тяжесть, чай, не Москва – Керчь. Фраза де Вержи скорее была ритуалом. Впрочем, Артем-то как раз сабельку и носил.
Карпов встретился взглядом с полковником, и тот едва заметно качнул головой. Мол, не стоит. Ситуацию не переломить. К тому же преображенцы уже обступили стрельцов, лишая возможности что-либо предпринять. О помощи сотни нечего и мечтать. Да, они его боевые соратники, но не бунтовщики, а воины, дававшие присягу на верность государю.
– В чем нас обвиняют? – все же снимая с себя оружие, поинтересовался Иван.
Сейчас у него нет иного выхода. Но… Человек, пока живет, надеется. Вот и он надеялся. А что еще остается? Перспектива идти на дыбу не вдохновляла, но кто знает, может, и удастся еще вывернуться. А порешить себя всегда можно. Было бы желание. Он пусть и верующий, но не настолько, чтобы полностью отринуть самоубийство. К тому же можно ведь и вынудить себя убить. Словом, сейчас стоит принять ситуацию как она есть.
– В чем ваша вина и есть ли она, мне неведомо. Знаю только, что в отношении тебя и некоторых твоих подчиненных приказано учинить дознание.
– И чтобы нас арестовать, отправляют гвардейцев? Уж не государственную ли измену нам вменяют? И что значит некоторых моих подчиненных?
– Я только выполняю приказ государя. Сотник Копытов, вот приказ великой княгини де Вержи о твоем назначении. Прикажи вызвать стрельцов вот по этому списку, – не ответив Ивану, обратился Гастон к Фролу.
– Эка. Все из десятка, что ходил на Урал, – удивился казак. – А меня тогда чего ж не берете?
– То не нашего ума дело, сотник. Поспеши.
– Слушаюсь, господин полковник, – нехотя ответил Фрол и направился к казарме.
Хм. Не один направился, а в сопровождении пары десятков гвардейцев. Начнется ли там бойня? Нет. Не вариант. Не станут стрельцы противиться. Вот если бы это коснулось казаков, то дело иное. Эти своих могли и не выдать. Стрельцы же… Нечего о том и думать.
Сложностей с арестом никаких не возникло. Единственная заминка вышла с Григорием. Ему со своими штурмовиками пришлось пройти через многое, а потому парни попытались было воспротивиться. Но тот факт, что Иван сдался без сопротивления, послужил Рыбину руководством к действию, и он поспешил урезонить парней. А ведь возжелай они того, и сомнительно, чтобы их сумели удержать в стенах крепости. Да и преображенцев они раскатали бы под орех. Заматерели парни. Не смотри, что молодые. Им теперь и бывалые ветераны на один зуб.
Не откладывая дело в долгий ящик, стрельцов поспешили погрузить на стоящий в гавани фрегат. А Иван еще удивлялся, чего это корабль притащился в Керчь в зимнюю пору. Как оказалось, по их душу.
– Гастон, может, все же объяснишь, что все это значит? Какой-то донос относительно Урала? Что вообще происходит?
Иван требовательно смотрел на де Вержи, спустившегося к нему в трюм. И если судить по усилившейся качке, только после того, как корабль вышел из гавани. При этом Карпов еще и потряс кандалами, в которые его заковали, едва они оказались на борту. Кстати, на ребят цепи не надели, что обнадеживало.
– Не кричи, Иван. Переборки здесь толстые, но не настолько, – тихо произнес француз с характерным акцентом и повесил фонарь со свечой на крючок. – Государем приказано произвести дознание относительно любовной связи между тобой и Елизаветой Дмитриевной.
