Я ударом ноги распахнула дверь и приставила нож к горлу солдата прежде, чем он успел осознать происходящее. Следующий удар вышиб у него из рук копье, которое шлепнулось в уличную грязь.
– Что вам нужно?
– Отпусти меня.
– Убери нож! – скомандовал его спутник, подскочив с другой стороны.
Он, конечно, ожидал, что я обернусь на голос. Так что я не стала этого делать, а просто неожиданно набросилась на него, повалила на землю и для надежности пнула ногой в самое чувствительное место.
– ОТВЕЧАЙ! – крикнула я. – НЕМЕДЛЕННО!
Так вот, оказывается, в Англии со времен Столетней войны кое-что изменилось, и теперь у них есть законы, права, обязанности и прочее.
Они заперли меня в башне. Один из моих тюремщиков был немного смущен тем, что вынужден сажать под замок женщину, но меня это мало трогало – как, впрочем, и традиционные синяки и ссадины, и даже сломанный палец. Когда тот же солдат попытался снять у меня с шеи подвеску, я отпихнула его.
Камера оказалась надежной даже по моим меркам: ничего, что можно было бы использовать как лестницу; расстояние между решетками слишком мало, не протиснуться; охранники убеждению не поддаются – пока. Они даже не заинтересовались. Похоже, все, что я слышала об английских мужчинах, – правда.
Допрос вел весьма милый в обхождении
Из камеры мы отправились в подземелье для пыток, где меня привязали к стулу вблизи от ревущего огня. Стены щетинились крюками и щипцами, которые должны были меня напугать, но вместо этого воодушевили: их можно было использовать как оружие взамен того, что у меня отобрали.
Мой допросчик прокашлялся.
– Вы недавно прибыли в город и обвиняетесь в распространении заразы.
– Зачем мне приезжать куда-то и тут же пытаться истребить местное население?
– Люди из других стран обычно именно это и делают, судя по моему опыту.
– Вы не правы. Я тоже перенесла эту болезнь.
Вместо ответа он снова закашлялся. Сначала я подумала, что это из-за простуды, вечной спутницы англичан, но вскоре стало очевидно, что он и сам болен, причем болезнь прогрессирует.
– Половина ваших соседей по улице уже умерли, и зараза продолжает распространяться. Но вам каким-то чудом удалось выжить. Вы добились этого при помощи черной магии? Вы можете остановить болезнь?
– Если это допрос, почему вы уже привязали меня к позорному стулу?
– Распространение заразы карается смертью. – Он опять начал кашлять.
Я покосилась на инструменты для пыток. Дознаватель перехватил мой взгляд и знаком приказал солдатам подойти ближе. Двоим. Всего двоим. Я поспешно опустила глаза, чтобы он не заметил мелькнувшее в них облегчение: справиться со мной было по силам разве что дюжине таких молодцев.
С другой стороны, после этого пришлось бы вскрывать замки и переплывать окружавший башню ров, а я была измучена и хотела только побыстрее вернуться к детям.
– Врачи, – вдруг вспомнила я. – На улице… Там был доктор.
– Кто?
– Какой-то ученый. Он сказал, что может все исправить.
– Откуда он взялся?
– Не знаю. На нем была маска.
– Шут или мошенник. Решил поживиться за счет больных и неразумных.
– Возможно.
Он внимательно посмотрел на меня, и в его светлых глазах я заметила любопытство. И кое-что еще. Отчаяние.
Потом они оставили меня в камере пыток. Надолго. Мне хватило времени, чтобы ослабить путы.
А еще говорят, что это самая неприступная тюрьма Англии!
У меня за плечами было три месяца еженощных связываний в монастыре флагеллантов[2] в Амьене. Благодаря одному юному монаху я многому тогда научилась. Он, впрочем, тоже.
«Эсси знает, где находится колодец, – мысленно повторяла я. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть она вспомнит, что воду обязательно надо
