прокипятить».
Вернулся Годфри, а с ним и мои тюремщики. Они никого не нашли. Никаких странных врачей, только горы и горы трупов и десятки умирающих.
Я поняла, что надо выбираться отсюда. Дети ждут.
– Простите. – Заметив дознавателя, я повернулась к нему. – Я кричала, но никто не ответил… Я вспомнила кое-что. Эти врачи, они сказали, где должны будут встретиться… Пожалуйста, простите, но мне не пришло это в голову раньше.
Стараясь говорить как можно беззаботнее и искреннее, я подалась вперед, придавая нашей беседе с заметно ослабевшим Годфри видимость переговоров:
– Мне кажется, они обсуждали встречу в…
В следующую секунду я одним движением развернулась, оттолкнула стул и пнула коленом стол, который отлетел в сторону Годфри, слегка оглушив его.
Почти в тот же миг ко мне подскочили охранники – но я уже успела схватить крюк и клещи, широко раскинула руки, будто готовясь взлететь, и отпустила свое импровизированное оружие. Оба нападавших рухнули на пол. Скрутив Годфри, я вытащила у него из ножен кинжал и потащила заложника к выходу. Он, казалось, был только рад тому, что кто-то помог ему подняться; болезнь так его истощила, что он почти ничего не весил. Сопротивляться Годфри тоже не стал.
– Если я сдамся, – тихо заговорил он под моим испытующим взглядом, – ты отведешь меня к тем докторам?
– Да, – мрачно кивнула я.
– Дайте ей пройти, – хрипло приказал он охране, уже появившейся на лестнице. – Я ее заложник. Эта девушка очень опасна. Дайте ей пройти. Это приказ.
Мы одолели лестницу и выбрались на улицу. Я окликнула лодочника. Тот согласился отвезти нас вверх по течению – по-видимому, впечатленный кинжалом, который я продолжала сжимать в руке. Он утверждал, что в это время нельзя пройти по реке дальше Старых ворот, но я ответила «Еще как можно» и показала ему несколько золотых, которые зашила на такой случай в одежду, а теперь вытащила, пользуясь все тем же кинжалом.
На улице было тихо. Я поспешила к дверям дома. Годфри следовал за мной по пятам.
–
– Я позаботилась о Ру, – прошептала она.
Отпустив ее, я осмотрела своего младшего и посадила в перевязь за спиной, а Йохан немедленно вцепился в меня грязными лапками. Радость затопила мое сердце. Я дала Эсси золотой и велела бежать к пекарю и купить на всех сладостей.
– Помоги мне лечь, – окликнул меня Годфри.
Я совершенно о нем забыла. Он так и стоял, прислонясь к стене, – бледный, задыхающийся, хотя уже тысячу раз мог бы сбежать, и я не стала бы его преследовать.
Мы уложили его на чистую подстилку – видите, не такая уж я и злая. Йохан потрепал его по светлым волосам и вопросительно взглянул на меня:
– Он наш новый друг?
– Хм-м…
В это время вернулась Эсси. В корзинке у нее было только несколько засохших пирожных.
– Больше там ничего нет, – печально сказала она. – Леди в булочной сказала, что пирожных не будет, потому что пекарь умер.
Я попыталась найти слова, которые ее утешили бы, но в голову ничего не приходило. Единственной радостью было то, что дети, похоже, тоже начали поправляться, а значит, приобрели защиту от этой страшной болезни, как когда-то от кори и ангины. Поэтому, решила я, пирожные все равно пригодятся.
– Они сухие и невкусные,
– А мне нравится. – Йохан явно надеялся на похвалу.
Последнее пирожное я отдала малышу, чтобы он мог пососать его (и перепачкаться в меде), пока я занимаюсь Годфри. Для детей опасность была позади; значит, я могла обратить свое внимание на других людей.
– Хотите воды?
Но Годфри беспрерывно тошнило. Я наклонилась к нему, когда скорее почувствовала, чем увидела, как на порог легла чья-то тень.
В этот раз их было трое: три одинаковых фигуры в одинаковых носатых масках, скрывавших лицо.
Двигались они мягко и неторопливо. Только теперь я поняла, что с ними было не так. Они пахли иначе.
Это не был запах Англии, или Севера, или Франции – или любого другого места на земле, где всегда витали одни и те же миазмы. Кровь, гнилая солома, скотный двор, отхожие места – мы каждый день сталкивались с этими запахами, пока они не пропитывали нас насквозь. Испорченная еда, вонючий сыр, протухшее мясо – ими пахли горожане. Деревенские жители источали аромат творога и закваски. И, конечно, у каждого на этой планете воняло изо рта и от