сказал, что придет и посмотрит, в чем там дело. Они же соседи. А на следующее утро он рыбачил с Пейлом — Пейл обожает рыбалку, — они слово за слово, и Пейл вызвался помочь. Они сговорились вечером, до прихода Ивана, чтобы не провоцировать конфликт, заглянуть к ним и починить трубу или что там надо было сделать. Пейл сказал мне, и я пошла с ним за компанию. Данила вовремя не пришел, и Пейл все сделал сам. А я пока поиграла с Асей. Илона выдала нам на прощание щедрый кусок яблочного пирога. Мы ушли, и, видимо, потом случилось то, что случилось. Ужасное горе.
Снежана выставила вперед нижнюю губу и выдохнула сигаретный дым, давая понять, что история закончена.
Руслан молчал, размышляя. Эта история не противоречила тому, что ему рассказал Данила. Рыбак сказал, что после рыбалки с Пейлом он немного принял на грудь (ну конечно, немного) и заснул. А когда проснулся, вспомнил, что ему надо к Илоне — он безбожно опаздывал. Он всю дорогу бежал, чтобы успеть, и чуть было не поспел на собственные похороны: в доме на него напал Иван и едва его не прикончил.
— Вы не помните, во сколько пришли в гости?
Снежана показала ему руку, демонстрируя отсутствие часов.
— Счастливые часов не соблюдают.
— Вроде бы «не наблюдают», — поправил Руслан.
Снежана сделала небрежный жест — какая разница.
— Когда мы пришли, было светло, — сказала медсестра.
— А когда вы уходили?
— Тоже, — Снежана пожала плечами.
Руслан прислушивался к своим чувствам. Он никогда не расследовал преступления и весь его опыт был основан на книгах, которые он еще ребенком прочитал в местной библиотеке. Он нетвердо помнил, что надо двигаться от частного к общему — или наоборот. Но как это применимо к этой конкретной ситуации? Что можно считать общим, а что — частным? Оставалось только слушать врожденное чутье, позволяющее отделить правду от лжи и надеяться, что подсознательно не хочешь обмануться. Руслану нравилась Снежана: в ней чувствовался стержень. Она хорошо держала удар. Городовой не чувствовал, что его обманывают, но царившая в этом доме напряженная атмосфера настораживала его и сбивала с толку. Это чувство может никак не быть связано с преступлениями — может, тут между матерью и сыном что-то происходит. В чужой семье черт ногу сломит: вдруг сын не одобряет увлечение матери Пейлом? Или он плохо убрался, и они поссорились из-за разбросанных где попало носков? Что с тобой, Снежана, почему ты вся — как натянутая струна? Что здесь происходит?
Проклятая ответственность! Вдруг он сейчас встанет, распрощается со Снежаной, пожелает ей спокойной ночи — и снова промахнется? Медсестра побежит к Пейлу, они на радостях потрахаются, а потом схватят скалки, половники, сковородки или что там еще — и пойдут по Приюту, забивая до смерти все, что движется и дышит?
Черт! Какая нелепица! Руслан посмотрел на изящную фигуру Снежаны, на ее усталое, но от этого не менее красивое лицо. В этом лице не было ни грамма злости — только тревожная складка, отпечатавшаяся на лбу. Антон, этот маменькин сынок, сбил его с толку. Найти бы его и надрать ему задницу как следует.
Руслан почесал нос, хлебнул чай на прощание — тот остыл и оказался противным на вкус — и энергично поднялся с кресла.
— Спасибо, что поговорила со мной, — сказал городовой, не замечая, что перешел на ты. — Извини, что отнял время. Сама понимаешь, я должен был все проверить.
— Конечно, — улыбнулась Снежана. — Не хотите еще чаю?
— Нет, спасибо!
— Заходите в любое время.
— Благодарю! Всего хорошего!
Снежана проводила его до двери.
Городовой окунулся в приятную ночную прохладу. Недалеко на скамейке сидел Глеб и, запрокину голову, смотрел на звезды. Руслан махну ему на прощание, и Глеб помахал в ответ.
Руслан обернулся, чтобы улыбнуться Снежане, но она уже скрылась в доме. Городовой пожал плечами и пошел в ночь — навстречу плохим новостям.
XIV. Подозрение
