потому я въ прав? насл?дованія вижу совершенно посл?довательное развитіе принсипа труда, ибо я стою за то, что нельзя запретить трудящемуся отказываться отъ наслажденія и какъ при жизни, такъ ипосл? смерти передать возможность его другимъ. Только въ неразрывномъ союз? съ трудомъ можетъ здраво поддерживаться собственность, только въ этомъ ея источник?, изъ котораго она непрерывно должна истекать, оказывается она т?мъ, что она д?йствительно есть для челов?ка; зд?сь ее можно вид?ть ясно до самаго дна. Но ч?мъ бол?е удаляется она отъ него въ область легкой или совершенно лишенной труда наживы, т?мъ мутн?е становится потокъ, пока наконецъ не потеряетъ въ тин? биржевой игры и акціонерномъ омут? всякій сл?дъ того, ч?мъ онъ былъ первоначально.
Зд?сь, гд? теряется всякій остатокъ нравственной идеи собственности, разум?ется, не можетъ быть и р?чи о чувств? нравственной обязанности ея защиты. Зд?сь н?тъ и т?ни того понятія собственности, которое присуще всякому въ пот? лица добывающему свой хл?бъ. Къ несчастію, понятія и привычки, вытекающія изъ подобныхъ основаній, распространяются мало помалу и на т? классы, въ которыхъ он? сами собой, безъ столкновенія съ другими, не могли бы произойти. 2) [Интересное доказательство этому представляютъ наши небольшіе университетскіе города, въ которыхъ живутъ преимущественно студенты: нривычки и обычаи посл?днихъ въ денежныхъ отношеніяхъ невольно разд?ляются и гражданскимъ населеніемъ.] Вліяніе пріобр?тенныхъ биржевой игрой милліоновъ, отражается даже и въ хижинахъ и тотъ же самый челов?къ, который при другой обстановк?, по собственному опыту считалъ бы трудъ благословеніемъ, теперь подъ разслабляющимъ давленіемъ подобной атмосферы считаетъ его проклятіемъ. Коммунизмъ развивается только въ болот?, въ которомъ исчезла всякая идея собственности; вблизи источника собственности онъ немыслимъ. Мн?ніе, что воззр?ніе на собственность высшихъ классовъ не ограничивается только этими классами, а сообщается и другимъ, можно доказать совершенно противоположнымъ воззр?ніемъ, существующимъ у деревенскихъ жителей. Кому удавалось долго пожить въ деревн? и не атоять вн? всякаго общенія съ крестьянами, если даже его личныя обстоятельства ничего не им?ютъ съ ними общаго, все таки на немъ невольно отразятся крестьянское пониманіе собственности и ихъ бережливость. Тотъ же самый челов?къ при совершенно одинаковыхъ условіяхъ будетъ въ деревн? съ крестьяниномъ бережливъ, а въ город?, подобномъ В?н?, съ милліонеромъ расточителенъ. Откуда бы не происходило подобное равнодушіе, которое ради удобства устраняется отъ борьбы за право, если только стоимость предмета не увлекаетъ ее къ сопротивленію, наше д?ло состоитъ въ томъ, чтобы указать на него и назвать его настоящимъ именемъ. Жизненная практическая философія, которая его пропов?дуетъ, что она такое, какъ не политика трусости? И трусъ уб?гающій съ поля битвы спасаетъ то, ч?мъ жертвуютъ другіе, свою жизнь; но онъ спасаетъ ее ц?ною своей чести. Только то обстоятельство, что другіе остаются въ бою, защищаетъ его и общество отъ посл?дствій, которыя неизб?жно сл?довали бы за его способомъ д?йствій; если бы вс? думали также, какъ и онъ, то вс? бы погибли. Тоже самое можно сказать и о томъ, кто не защищаетъ свое право. Какъ д?йствіе отд?льнаго индивидуума, оно безвредно, но если поднять его на степень общаго закона — право погибнетъ. Также и въ этомъ отношеніи безвредность подобнаго образа д?йствій возможна только потому, что борьба права противъ неправды въ ц?ломъ не прекращается. Ибо эта борьба не лежитъ на отд?льномъ лиц?, но въ развитыхъ государствахъ, въ значительной степени въ ней принимаетъ участіе государственная власть, привлекая къ суду за бол?е тяжкія преступленія противъ правъ личности, жизни, и состоянія — полиція и уголовный судъ принимаютъ на себя вм?сто отд?льнаго лица, самую трудную часть этой работы. Даже и по отношенію къ т?мъ правонарушеніямъ, пресл?дованіе которыхъ исключительно предоставлено частному лицу, приняты м?ры, чтобы борьба никогда не прекращалась, потому что не всякій сл?дуетъ политик? трусовъ и даже трусъ становится между борцами, когда стоимость предмета беретъ перев?съ надъ удобствами спокойствія. Но представимъ себ? такое состояніе общества, въ которомъ не существуетъ полиціи и уголовнаго суда, перенесемся во времена, когда, какъ въ древнемъ Рим?, пресл?дованіе вора и разбойника было д?ломъ потерп?вшаго лица. Не ясно ли до чего довело бы при подобныхъ обстоятельствахъ равнодушіе къ праву. Ни къ чему къ другому какъ поощренію воровъ и разбойниковъ. То же самое можно сказать и относительно ц?лаго народа. Ибо каждый народъ предоставленъ исключительно самому себ?. Никакая высшая власть не заботится о защит? его правъ. Я напомню только мой прежній прим?ръ о квадратной мил?, чтобы показать, какое значеніе им?етъ для народной жизни это воззр?ніе, которое допускаетъ изм?рять сопротивленіе противъ неправды матеріальной стоимостью предмета. Правило, которое повсюду, куда бы мы его ни прилагали, оказывается немыслимымъ и влечетъ за собой ослабленіе и уничтоженіе права, не можетъ считаться хорошимъ и тамъ, гд? его посл?дствія парализируются случайнымъ образомъ другими обстоятельствами. Потомъ я буду им?ть случай показать вредное вліяніе, которое оно им?етъ даже въ такомъ относительно благопріятномъ положеніи.
Отстранимъ такимъ образомъ отъ насъ эту нравственность удобства, которую никакой народъ, никакой индивидуумъ съ здравымъ правовымъ чувствомъ не можетъ признать своею. Она есть признакъ и продуктъ бол?зненнаго, жалкаго правоваго чувства, ни что иное какъ грубый, голый матеріализмъ въ области права. И посл?дній им?етъ въ этой области свое прим?неніе, но во всякомъ случа? въ опред?ленныхъ границахъ. Пріобр?теніе права, пользованіе имъ и даже осуществленіе его въ случаяхъ, касающихся чисто объективной неправды, есть вопросъ просто пользы; самое право, по моему собственному опред?ленію, есть ни что иное, какъ законно защищаемый интересъ. Но противъ произвола, поднимающаго руку на право, это матеріалистическое воззр?ніе не находитъ оправданія, ибо ударъ, наносимый имъ праву, вм?ст? съ т?мъ наносится и лицу.
Все равно какая бы вещь не была предметомъ права. Если случайно вещь попадаетъ въ область моего права, то она, безъ всякаго для меня лично оскорбленія, можетъ быть снова изъята изъ этой области; но не случай, а моя воля завязываетъ узелъ между мной и вещью и только въ силу прежняго собственнаго или чужаго труда я влад?ю и защищаю въ ней часть собственной, или чужой силы и прошлаго. Сд?лавши ее своей, я наложилъ на нее печать моей личности; кто трогаетъ ее, тотъ трогаетъ и меня, Ударъ, направляемый на нее, падаетъ на меня самого, ибо я присутствую въ ней — собственность есть только вещественно расширенная периферія моей личности. Эта связь права съ личностію придаетъ вс?мъ правамъ, какого бы рода они не были,
