возстановленіе спорнаго права, вторая же кром? того наказаніе, иногда денежное, иногда лишеніе чести, и именно это оставленіе въ сил? наказанія въ правильныхъ границахъ, составляетъ одну изъ самыхъ здравыхъ мыслей римскаго права средняго періода. Чтобы лицо, получившее на сохраненіе вещь и в?роломно отрицающее поклажу, или желающее ее удержать, чтобы пов?ренный или опекунъ, который оказанное ему дов?ріе употребитъ въ свою пользу, или зав?домо пренебрегаетъ своею обязанностью, могли отд?латься простымъ возвращеніемъ вещи или уплатой ея стоимости, этимъ не могъ удовлетвориться здоровый смыслъ римлянъ. Онъ требовалъ еще кром? этого наказанія, вопервыхъ для удовлетворенія оскорбленнаго правоваго чувства, а во вторыхъ для устрашенія другихъ отъ совершенія подобныхъ поступковъ. Наказанія, которыя тогда употреблялись, были во-первыхъ лишеніе чести (Infamia) — по римскимъ понятіямъ одно изъ самыхъ тяжелыхъ, ибо оно влекло за собою, кром? общественнаго презр?нія, еще потерю вс?хъ политическихъ правъ: политическую смерть. Оно прим?нялось тамъ, гд? правонарушеніе являлось посл?дствіемъ особеннаго в?роломства. Зат?мъ сл?довали имущественныя наказанія, которыя употреблялись весьма часто. Кто неправильно даетъ поводъ къ процессу, или самъ несправедливо его возбудитъ, для того готовъ былъ ц?лый арсеналъ подобныхъ устрашающихъ средствъ; они начинались съ дробныхъ частей спорнаго предмета (1/10, 1/5, 1/3, 1/2) восходили до взысканій въ н?сколько разъ превышавшихъ стоимость предмета и могли быть возвышаемы смотря по обстоятельствамъ, если упрямство противника было непоколебимо, до безконечности, т. е. до той суммы, которую истецъ подъ присягой призналъ достаточнымъ удовлетвореніемъ. Въ особенности были два процессуальные установленія, которыя им?ли ц?лію поставить отв?тчика въ такое положеніе, что онъ долженъ былъ во изб?жаніе дальн?йшихъ вредныхъ посл?дствій, или не настаивать на своемъ запирательств?, или быть готовымъ къ тому, что онъ будетъ обвиненъ въ сознательномъ нарушеніи закона и съ нимъ будетъ поступлено по всей строгости закона: запретительные интердикты претора и асtiones arbitrariae. Въ случа? упорнаго сопротивленія со стороны отв?тчика оскорбленіе переносилось съ лица истца на государственную власть. Такимъ образомъ д?ло уже шло не о прав? истца, но о защит? самаго закона, въ лиц? его представителей. Ц?ль этихъ взысканій была та же самая, какъ и наказаній въ уголовномъ прав?. Они налагались для того, чтобы твердо оградить чисто практическіе, матеріальные интересы частной жизни, отъ нарушеній которые не подходили подъ понятіе преступленій, а вм?ст? съ т?мъ чтобы дать нравственное удовлетвореніе оскорбленному правовому чувству — я понимаю подъ этимъ не только чувство непосредственно участвующаго, но также и вс?хъ т?хъ, кому этотъ случай сд?лался изв?стенъ — и достигалось то, что возстановлдлся униженный авторитетъ закона въ подобающемъ ему величіи. Деньги были такимъ образомъ не ц?лью, но только средствомъ для достиженія ц?ли
Когда я обращаюсь наконецъ къ посл?дней ступени развитія римскаго права, какъ оно выразилось въ Юстиніановой компиляціи, я не могу воздержаться отъ невольнаго зам?чанія, — какое значеніе им?етъ, какъ для жизни отд?льнаго лица, такъ и для жизни ц?лаго народа, право насл?дованія. Каково было бы право этого времени, если бы ему самому пришлось создавать свое право. Но какъ насл?дникъ, который жалкимъ образомъ влачилъ бы жизнь, если бы былъ предоставленъ собственнымъ силамъ, живетъ богатствомъ, оставленнымъ ему насл?додателемъ, точно также чахнетъ слабое, истаскавшееся покол?ніе еще долгое время, питаясь духовнымъ капиталомъ предшествовавшаго, полнаго силъ, времени. Я понимаю это не просто только въ томъ смысл?, что оно наслаждается, безъ собственныхъ усилій, плодами чужаго труда, но преимущественно въ томъ смысл?, что д?ла, произведенія и учрежденія прошедшаго, происхожденіе которыхъ обусловлено изв?стными силами духа, могутъ еще н?которое время поддерживать этотъ духъ и проявлять его; въ нихъ заключается изв?стный запасъ скрытыхъ силъ, которыя при соприкосновеніи съ ними, переходятъ въ живую силу. Въ этомъ смысл? частное право республики, въ которомъ воплотилось сильное, могущественное правовое чувство древнеримскаго народа, оказывало услуги императорскому времени, оживляя и осв?жая его; это былъ оазисъ въ великой пустын? поздн?йшаго міра, въ которомъ одномъ только текла св?жая вода. Но при разрушающемъ дуновеніи деспотизма не могла вырости самостоятельная жизнь, и одно частное право не могло проводить и отстаивать тотъ духъ, который повсюду былъ презираемъ — и зд?сь онъ долженъ былъ впосл?дствіи уступить м?сто духу времени. Странную печать носилъ на себ? этотъ духъ новаго времени! Можно было бы ожидать, что на немъ отразятся сл?ды деспотизма, суровость, твердость, безправіе; напротивъ его вн?шность представляла совершенную противоположность: кротость и челов?чность. Но эта кротость была деспотическая, т. е. она отнимала у одного то, что дарила другому — это кротость произвола и прихоти, но не челов?чности — пресыщеніе жестокости. Зд?сь не м?сто приводить вс? доказательства для подтвержденія этого мн?нія[18], мн? кажется достаточнымъ указать на одну многознаменательную и заключающую въ себ? богатый историческій матеріалъ черту характера этого времени, это стремленіе улучшить положеніе должника на счетъ в?рителя
