VIII, 1-4 - Он был не глуп... - Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.
Показательно, что, когда, публикуя в 'Сыне Отечества' послание 'К Ч[аадаеву]', Греч изменил строку, посвященную Ф. Толстому, 'или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света' на 'глупца философа', П протестовал: 'Там напечатано глупца философа, зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец' (XIII, 32). О восприятии сочетания ума и безнравственности как парадоксального ср. в записках К. Полевого о странном человеке, шеллингианце Шелихове: Во время беседы 'Шелихов вдруг воскликнул: 'NN! ведь я знаю, что ты каналья, но я люблю тебя за то, что ты умен' (в кн.: Полевой Николай. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., [1934], с. 196).
11 - Онегину, осклабя взор... - Т. е. улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном зд. иронически).
IX, 2 - Короткий вызов иль картель... - См. с. 96.
8 - Сказал, что он всегда готов. - Последние слова выделены автором как условная формула принятия вызова (см. с. 96).
11 - Имея дома много дел... - Условная формула отказа от продолжения разговора. Ср.: 'Сожалея чрезвычайно, что многосложные занятия отнимают у меня возможность беспрерывно вникать в журнал, вами издаваемый...' (из письма Бенкендорфа к Н. Полевому в 1832 г. - 'Русский архив', 1866, с. 1753); 'Варравин (кланяясь и резко): Имея по должности моей многосложные занятия, прошу извинить (Уходит в кабинет)' (Сухово-Кобылин А., Дело, II, 6).
XI, 12 - И вот общественное мненье! - Примечание П: 'Стих Грибоедова' (VI, 194); цитата из монолога Чацкого:
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье! (IV, 10).
П отметил цитатную природу стиха, но не выделил его курсивом. Наличие или отсутствие указания на цитатность (курсива) образуют градацию выделенности чужой речи в общем контексте романа. Курсив обычно означает (кроме общей для типографской техники тех лет адекватности кавычкам) наличие в тексте ненейтральной - 'чужой' - интонации, несущей некую выделенную точку зрения. В данном случае текст 'от Онегина', взятый в кавычки, сменяется текстом 'от автора'. Грибоедовская цитата входит в последний, интонационно и идеологически в нем растворяясь: П как бы солидаризуется с Грибоедовым, опираясь на его авторитет. Поэтому он отмечает самый факт цитаты, но не выделяет ее графически.
XII, 3 - И вот сосед велеречивый... В. Л. Пушкина 'Опасный сосед':
Цитата из поэмы
'Ни с места, - продолжал
Сосед велеречивый...'
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 670).
Цитата не отмечена и не выделена курсивом, однако, ввиду специфической славы 'Опасного соседа', конечно, фиксировалась определенным кругом читателей. Интересно, что 'сосед велеречивый' в поэме В. Л. Пушкина - это Буянов. Но этот персонаж уже фигурировал в пятой главе EO под собственным именем. Здесь автор предпочел лишь намекнуть на возможность отождествления с ним Зарецкого.
14 - И метить в ляжку иль в висок. - Технические выражения дуэлянтов. Выходя к барьеру, дуэлянт не может точно следовать заранее разработанной программе действий, поскольку ему еще предстоит разгадать планы противника в те считанные минуты, которые отделяют начало дуэли от первого выстрела. 'Висок' зд.: точная фиксация позы дуэлянта, который, ожидая выстрела, отвернул голову и закрылся пистолетом. Прицел в ноги означал желание покончить дуэль легкой раной и совершить дело чести, не покушаясь на жизнь противника. Прицел в голову означал не просто желание выполнить дуэльный ритуал, а наличие мстительного чувства и жажду смерти противника. В этом случае и другой участник дуэли вынужден был менять тактику. Так, например, в дуэли Грибоедова с Якубовичем прослеживаются следующие побуждения участников: Грибоедов заметил, что Якубович метит ему в ноги, и ответил на миролюбивый жест аналогичным - после выстрела противника, которого он своей тактикой принудил стрелять с дальнего расстояния, он не подошел к барьеру, а выстрелил с того же места. Но в промежутке между этим решением и выстрелом он взглянул на свою изуродованную руку и под влиянием вспыхнувшего гнева стал целить в голову.
Противник, метивший в ноги, особенно с дальнего расстояния, т. е. поступавший как Онегин, часто попадал в грудь. Даже исключительно опытный дуэлянт Якубович, 'метя в ляжку', попал в руку. Вспомним, как направление дула пистолета Грушницкого повлияло на настроение и решение Печорина. Печорин на место дуэли 'приехал в довольно миролюбивом расположении духа'. Желая заставить Грушницкого публично извиниться, он предложил дуэльные условия, неизбежно подразумевавшие смертельный исход; при этом он придрался к тому, что его враги, желая его испугать и надеясь, что дело кончится розыгрышем, в лучшем случае, или безопасным для Грушницкого убийством противника - в худшем, сами назначили смертельную дистанцию - шесть шагов. Своим условием Печорин отрезал возможность для Грушницкого 'проучить' его, нанеся легкую рану в ногу. 'Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте'. Но в дальнейшем Грушницкий обнаружил явное желание убить безоружного Печорина: 'Он целил мне прямо в лоб. Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей'. И хотя Грушницкий не смог осуществить своего замысла, опустил пистолет (при этом произошел, видимо, случайный выстрел - пуля задела колено Печорина), однако намерение его обнаружилось недвусмысленно. Это резко изменило настроение Печорина и побудило его совершить роковой выстрел. См. с. 100-101.
XV. XVI. XVII - Между строфами XIV и XVII в рукописи шли две строфы, посвященные теме ревности. Автографы шестой главы дошли до нас лишь в незначительной степени. Видимо, они были уничтожены автором в связи с опасениями за свою судьбу в 1826 г. Строфы известны по публикации Я. К. Грота (по копии В. Ф. Одоевского) - 'Пушкин, его лицейские товарищи и наставники'. СПб., 1887, с. 211 - 212).
XV
Да, да, ведь ревности припадки
Болезнь, так точно как чума.
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер,
Иль шею склонит под топор
XVI
Я не хочу пустой укорой
Могилы возмущать покой;
Тебя уж нет, о ты, которой
Я в бурях жизни молодой
