Чэн Гуанмин знал историю об Али-Бабе, который открыл дверь в пещеру с сокровищами, поэтому спросил Ли Аба:
– Получив такое прозвище, ты действительно разбогател?
Ли Аба вовсе не хотел, чтобы этот чудак пришел к такому заключению, и вежливо ему объяснил:
– Да, у меня появились деньги, но намного позже. Когда я служил в армии, в Китае еще не началась политика реформ и открытости. Мы тогда, наоборот, боролись с капитализмом, откуда бы у меня завелись лишние деньги?
– Да, так и было, – поддакнул Цзяо Тайгун. Он посчитал, что должен рассказать историю с самого начала. – В тот вечер мы с ним в один день прибыли в батальон. Командир батальона начал проверять списки. Говорил он с сильным гуансийским акцентом, и когда назвал имя Ли Аба, оно прозвучала как «ни аба» – «твой папаша». На диалекте юго-востока Гуандуна звук «ба» звучит совсем по-другому, и Ли Аба не был уверен, что назвали именно его, потому промолчал. К счастью, на задних рядах сидел старый солдат из Цзеяна, который понял его имя. Он пихнул его ногой и шепнул на гуандунском диалекте: «Это ж тебя назвали!» Ли Аба нерешительно, словно неопытный актер кино, выдавил из себя: «Здесь!» Следующим командир назвал имя Цзяо Тайгуна. И тут какой-то шалун выкрикнул их имена подряд: «Ни аба цзяо тайгун», что на путунхуа звучало как «Твой папаша вызывает дедушку». Все так и покатились со смеху. Командир батальона рассердился и прикрикнул: «Тихо! Идет проверка по списку. А вы двое – ну правда, что за дурацкие имена выбрали, тоже мне шутники!» И таких недоразумений было много. Как говорят гуансийцы, «черти забавляются». Командир даже уговаривал Ли Аба сменить имя, но тот ни в какую, говорит: «Меня с детства зовут Аба. На моей родине обычно не произносят фамилию, только имя. Учитель в школе называл меня на манер путунхуа, и второй иероглиф в имени стал звучал как цифра "восемь", а ведь на моем диалекте это совсем не так. Так переиначил мое имя, что уже никто не мог понять, кто я вообще такой». Командиру ничего не оставалось, как продолжать называть его ненавистным именем Аба.
Секретарь батальона читал «Сказки тысячи и одной ночи» и знал героя по имени Али-Баба. Чтобы облегчить мучения командира, он в шутку предложил ему называть этого солдата Али-Бабой. Эта идея очень понравилась связисту, который присутствовал при их разговоре, а поскольку он был молодой и болтливый, то вскоре весь батальон узнал об этом. Однажды по случаю праздника первого августа[110] местные власти устроили показ фильма «Али-Баба», и после этого кличка окончательно прицепилась к нему. Так что она никак не связана с богатством. Цзяо Тайгун повернулся к Ли Аба и сказал:
– Надеюсь, я не развенчал героические мифы о твоей жизни?
– На самом деле эта кличка все-таки имеет некоторое отношение к моему успеху. С началом политики реформ и открытости правительство стало переводить военных, имевших ранения, на гражданскую службу. Меня распределили на завод по изготовлению пластмасс. Начальник, как узнал, что я до этого был помощником в отделе снабжения, определил меня в отдел поставок и сбыта, а затем повысил до должности руководителя этого подразделения. Но дела на заводе шли плохо, постоянно кого-то сокращали. Тогда я решил проявить инициативу и подговорил уволенных сотрудников перепродавать товар. Через пару лет я выкупил обанкротившийся завод и заново наладил производство. Придумывая новое название для завода, я подумал, что, покидая наш «героический полк, идущий в южный поход», ни с кем толком не простился, да и впоследствии не общался. Многие так и не узнали, что же со мной произошло. Я скучал по однополчанам, и раз многим нравилось мое прозвище, то я решил так же назвать свой завод. Я надеялся, что, когда мои товары попадут к старым армейским товарищам, они вспомнят про меня и узнают, чем я занимаюсь. Мне кажется, это имя приносит удачу. Дела у завода шли все лучше. Я также наладил мастерские по производству оборудования для изготовления пластика. Так завод вырос в целую корпорацию. Потом правительство обнародовало «Закон о товарных знаках», и я решил зарегистрировать одноименную торговую марку. Так что теперь это не просто прозвище, а название целой корпорации. Похоже, многие уже забыли мое настоящее имя и зовут меня самого Али-Бабой.
Цзяо Тайгун вздохнул:
– Порой другие идут к одной цели разными путями, а мы отправились по одной дороге, а вернулись разными. Все трое служили в одном батальоне, перешли на гражданскую службу, но судьба наша сложилась по-разному. Я всю жизнь был аппаратчиком, скоро на пенсию, а Старина Ли успешно занялся бизнесом, живет в свое удовольствие и сам себе начальник. Чэн Гуанмин – хитрюга, как партизан, который работает на два фронта. Он и начальником был, и в бизнес подался. Отъелся, как жирный хряк.
– Ну, у меня тоже все непросто складывалось, – не согласился Чэн Гуанмин. – Я был вынужден сменить профессию и заняться частным бизнесом. В армии я служил в сельхозотделе, поэтому при переходе на гражданку меня отправили в коммуну, назначили начальником пункта осеменения управлять двумя боровами, двумя быками и парочкой животноводов. В округе было деревень триста-четыреста, ко мне толпами шли крестьяне с просьбой осеменить их домашний скот, мои хряки и быки были в постоянной запаре.
Цзяо Тайгун решил вставить слово:
– Ты так вкалывал, но и сам небось был не прочь кого-нибудь осеменить?
Чэн Гуанмин на полном серьезе ответил:
– Да, время от времени.
Цзяо Тайгун так и покатился со смеху, Ли Аба тоже расхохотался. Тут только Чэн Гуанмин понял, что его разыграли:
– Черт вас подери! Чуть замешкаешься – выйдешь дураком. – Затем он продолжил свой рассказ: – Позднее коммуна переехала в другой район, в другой поселок, а потом пункт осеменения вовсе ликвидировали. Я досрочно ушел с должности в коммуне, прихватил себе боровов и быков, переманил к себе
