дурном настроении отправился на переговоры с бизнесменами, но был рассеян и нес несусветную чушь. Получились не переговоры, а строительство Вавилонской башни – каждый говорил о своем и не понимал другого.
Бандитская пуля чуть не сделала евнухом
Ресторан, в котором товарищи решили поужинать, располагался на берегу озера Наньху в новом Восточном районе города Лючэна. В последние годы, благодаря масштабному освоению западной части Китая и проведению Восточной торговой выставки, строительство в городе развивалось бурными темпами. Город Лючэн уже почти что сравнялся с районом Чжуцзян в Гуанчжоу, районом Дуншань в Цзеяне[107] и районом Фэнси в Чаочжоу. Каждый год город претерпевал небольшие изменения, а каждые пять лет случались большие перемены. По сравнению со временами службы Ли Аба Лючэн изменился до неузнаваемости.
Взглянув на золотые часы «ролекс» на запястье, Ли Аба понял, что до встречи остается еще около пятидесяти минут. Он решил пойти побродить вдоль озера Наньху и насладиться красотой природы: вокруг озера росли деревья, благоухали цветы и пели птицы. Ли Аба бродил как в прострации: ему чудилось, что он вернулся в свой военный лагерь среди гор, на поле битвы в облаке порохового дыма. Ему мерещилось, будто вражеские пули со свистом пролетают мимо его ушей.
Однажды девятая рота получила приказ уничтожить противника, скрывавшегося в пещерах в правой части горы, для того чтобы весь батальон смог отвоевать безымянную высоту и устранить угрозу по флангу. Командир роты Ли Аба сражался в первых рядах, мужественно бросался в гущу боя и ликвидировал нескольких противников. Неожиданно прогремел выстрел из винтовки, и Ли Аба упал на землю. Сослуживцы увидели его рану и решили, что пуля попала ему между ног. Засуетившись, они принесли медицинскую аптечку, крепко перевязали бинтом израненное место и немедленно отправили его в тыл к врачам. Командир батальона громко крикнул несшим его солдатам, вставляя в речь ругательные словечки из диалекта Гуанси[108]: «Пусть врач непременно пришьет ему хозяйство на место, а то будущая жена останется без яиц на завтрак!» Впоследствии Ли Аба полностью выздоровел и получил награду первой степени, но слухи о том, что он стал кастратом, так и остались.
Ли Аба вернулся в ресторан. Вспоминая прошлые события, он то и дело ругался на своем диалекте. Впрочем, он вовсе ни на кого не злился, просто воспоминания о пережитом не обходились без крепкого словца.
Прислушавшись, он вдруг заметил, что снаружи раздаются ругательства Цзяо Тайгуна:
– Черт подери, эта «трехколесная развалюха» и тогда меня обзывал в лицо, а теперь за моей спиной меня поносит!
Тут он вошел в комнату Ли Аба, а за ним следом – крупный толстый мужчина с короткими ногами. Ли Аба подумал, что его друг исправно выполнил назначенное ему задание обнаружить еще одного боевого товарища. Вот только он никак не мог вспомнить этого человека.
Цзяо Тайгун представил незнакомцу своего друга:
– Это Ли Аба!
Заметив недоумение на его лице, он поспешил исправить свою оплошность: – Наверное, ты решил, что я назвал его «твоим папашей». Я совсем позабыл, что в наших с ним именах легко запутаться. Фамилия Ли – как народность ли[109], иероглиф «А» – как в слове «араб», «ба» – это иероглиф «восемь». Старина Ли, это Чэн Гуанмин, тоже из нашего девятого батальона.
– Неужели ты и есть Ли Аба? – Чэн Гуанмин взволнованно бросился к нему пожимать руку. – О тебе в батальоне ходила слава. Я служил секретарем и в книге записей нашего батальона читал заметку о твоем подвиге.
Ли Аба искренне поприветствовал его:
– Здравствуй! Очень рад познакомиться с еще одним боевым товарищем. Добро пожаловать!
В этот момент уже следовало бы разжать рукопожатие, но Чэн Гуанмин не отпускал его руку и пристально смотрел в глаза. Он был ниже Ли Аба на голову, потому привстал на цыпочки и почти что протянул руку к его лицу, пытаясь дотронуться и бормоча при этом:
– Почему без бороды?
Ли Аба был неприятно удивлен. Цзяо Тайгун догадался, почему Чэн Гуанмин себя так странно ведет:
– Ты что же, решил, что раз он евнух, то должен зарасти бородой? Ты удивлен? Да он настоящий мужик, все при нем, какой же он евнух?
Ли Аба, не дав Цзяо Тайгуну договорить, высвободил руку из хватки нового знакомого и раздраженно заявил:
– Я хоть и старый, но вовсе не евнух, а дед: у меня уже внуки от сына и дочери! – С этими словами он вернулся на свое место.
Вот так недоразумение! Цзяо Тайгун бросился успокаивать обиженного Ли Аба:
– Из-за твоего ранения я и многие другие солдаты решили, что ты стал евнухом. Эти слухи распространились по всему батальону. Чэн Гуанмин поступил на службу через два года после твоего увольнения и тоже поверил в эту небылицу. А сейчас, увидев тебя в добром здравии, он сильно удивился, но это не его вина! – Затем он обратился к Чэн Гуанмину: – Тебя дезинформировали. Пуля попала Ли Аба в бедро, а причинное место осталось целым и невредимым. Беда обернулась удачей: после выздоровления он не вернулся в батальон, а был распределен в отдел снабжения, затем получил повышение и перешел на гражданскую службу. Я встретил его через много лет и только тогда узнал правду о том, что он полноценный мужик. Но не в моих силах было покончить со слухами. Его кличка Али-Баба легко запоминается, поэтому даже через несколько десятков лет армейские товарищи продолжали мусолить то происшествие, нагромождая одну нелепицу на другую.
