был уверен, что компания Ли Аба славится на весь Чаочжоу и ее репутацией всегда можно прикрыться, поэтому соврал, что он из «Али-бабы». Поняв, что полиции это название ничего не говорит, Урюк пошел еще дальше и заявил, что Ли Аба – муж его сестры! Полицейских это тоже не проняло. Они ответили, что обязаны соблюдать закон и плевать им, какую там седьмую воду на киселе он призывает в спасители. Тогда Урюк не на шутку разволновался и бросился звонить жене Ли Аба.
Ли Аба не хотелось впутываться в это дело. Он ответил жене, что пусть полиция его хорошенько проучит, и задал встречный вопрос:
– Урюк же как Дюймовочка – за рулем не видно, и как только полиция его заметила?
– В такой критический момент тебе лишь бы шутки шутить!
– Ты всегда говорила, что Урюк смышленый и способный. Так ведь ум – это умение избегать неприятностей. А он вляпался, да еще и меня впутал. Тоже мне умник!
Жена парировала:
– Умный тот, кто дела улаживает. Давай-ка разберись с этим поскорей, иначе прослывешь слюнтяем.
Вообще-то Ли Аба ничего не свете не страшился, вот только гневных звонков жены побаивался. Пришлось ему извиняться перед стариком:
– Дядюшка Цянь, простите меня, мне нужно в город по срочному делу. Когда вам будет удобно, соберите всю семью вместе, и я приду послушать окончание вашей истории. А еще я хотел бы со всеми обсудить одну вещь.
– Послезавтра – день смерти Хаоцзе. Я выкопаю батат в память о нем. Придет вся семья, и вас тоже будем ждать.
Дядюшка Цянь проводил Ли Аба до машины. Тетушка Лисян из местного магазинчика тоже проводила его и сказала напутственно:
– В следующий раз паркуйтесь прямо напротив моей лавки, я присмотрю за вашей машиной.
Старик и продавщица махали вслед Ли Аба рукой и говорили хором:
– Легкой дороги, легкой дороги!
Это выражение записывается иероглифами древнекитайского языка и используется в диалекте юго-востока провинции Гуандун как изящное и добросердечное пожелание счастливого пути.
Горе вдовы самое великое из всех
Узнав, что директор «Алибабы» был у них в гостях и приедет еще раз со всеми встретиться, члены семьи Вэн один за другим потянулись в родную деревню.
В свой второй приезд Ли Аба обнаружил, что у дядюшки Цяня в доме прибавилось женщин – как среднего возраста, так и пожилых. Дядюшка Цянь уже растопил угольную печь и поставил греться воду. Когда все уселись, он начал чайную церемонию и передал всем по чашечке ароматного чая со словами:
– Откушайте чаю!
Ли Аба принес две пачки традиционного печенья из Цзеяна в виде шариков с плоским основанием и две баночки консервированных лимонов, которыми славился Чаочжоу, и сказал всем присутствующим:
– Эти вкусности я купил в лавке тетушки Лисян. Дядюшка Цянь, заварите как-нибудь настой из консервированного лимона. Полезен для пищеварения.
Дядюшка Цянь вежливо отвечал:
– И то хорошо, что вы навестили меня, можно и без подарков. В следующий раз не тратьтесь, пожалуйста.
Дядюшка Цянь познакомил Ли Аба с невесткой и дочерью и сказал:
– Мне уж за восемьдесят, много невзгод пережил на своем веку, но сейчас страна живет гораздо лучше, не то что раньше. Помню голод тысяча девятьсот сорок третьего года: сколько людей болело и умирало! Я недоедал так, что ноги распухали и в голове мутилось, еле на ногах держался. А поблизости жили богачи и плевать на нас хотели: дома их ломились от золота и серебра, а амбары – от риса и зерна, но с бедняками ни разу не поделились. Сейчас добрых людей стало больше. Наша семья столько страдала, и если бы не помощь добрых людей, мы бы все уже давно вымерли. – Старик продолжал свой рассказ: – После смерти хозяйки дома остался стар и млад, больные и увечные. Все вокруг шептались, что скоро наш род и вовсе оборвется. Несмотря на то что зверствовала «культурная революция»[129], революционный комитет коммуны, прознав о нас, сообщил в уезд, а из уезда прислали двух товарищей посмотреть, как мы живем. Через несколько дней человек оттуда привез нам сто юаней, сто
