– А я вот такой ничтожный человек! – отрезал Дабао.
Чжун Хайжэнь тоже слегка вспылил:
– Чего ты добиваешься своим самоунижением? Я с Шишанем сегодня пришел к тебе, во-первых, принести извинения и положить конец делам минувшим, ведь мы все в одном городе живем и потом сможем спокойно на улице встречаться; а во-вторых, пришел, потому что у Шишаня трудности и он хотел попросить тебя придумать, как их разрешить, помочь ему идти дальше.
– Каждый сыт своей едой, каждый сам себе пути ищет, – по-прежнему раздраженно произнес Дабао. – Раз ты так говоришь, то о прошлом я тоже поминать не буду. Но с нынешним делом я действительно не смогу справиться.
– Ты же даже не пробовал, откуда знаешь, что не сможешь? – спросил Чжун Хайжэнь. – Честно тебе скажу: нынешняя задача на самом деле не личное дело Шишаня. Он сокращенный работник. Долг правительства – обеспечить ему дальнейшую работу. Это как раз находится в моем ведомстве, поэтому, если я смогу наладить ему работу, то и сам, считай, кое-что сделал. Не смотри на монаха, смотри на Будду – окажи услугу мне, а не ему.
– Ты можешь говорить от лица правительства? – спросил Дабао.
– В этом деле я говорю именно от лица правительства, – ответил Чжун Хайжэнь.
– Ух, большая услуга большим людям.
– Но этим ты окажешь услугу и себе.
– Как это ты так повернул, что это теперь мне услуга?
– Сам подумай.
Дабао помолчал, после чего со вздохом произнес:
– Раз уж ты к этому подводишь, то я попробую!
– Попробуешь – и сделаешь, – радостно подытожил Чжун Хайжэнь.
– Не наверняка.
– Наверняка.
– Не наверняка.
– Я говорю, наверняка, значит, наверняка.
– Хорошо-хорошо, ты с твоим великим чином можешь одними усами подавить.
Чжун Хайжэнь расхохотался:
– Других не стоит, а тебя-таки можно.
Поросенок понял, что дело пошло на лад, и поспешил угостить всех сигаретами. Дабао отстранил их рукой и сказал Чжун Хайжэню:
– Я хочу пояснить – я делаю это для тебя.
– Хорошо-хорошо, я очень тебе благодарен.
Обсудив дело, Дабао расцвел. Чжун Хайжэнь с Поросенком встали, чтобы попрощаться.
– Печенье обратно унеси, – сказал Дабао.
Поросенок открыл было рот, но Чжун Хайжэнь потянулся и забрал печенье.
– Как раз мне на ужин, – сказал он и удалился, хохоча.
С того момента Дабао два дня не выходил из дому, дни и ночи напролет он проводил в мастерской, руками очерчивая в воздухе план работ. Чтобы отлить такой огромный котел, трудность была не в лепке формы, а в том, что размер печи не позволял выплавить столько жидкого чугуна зараз.
Наутро третьего дня Дабао крикнул людей, чтобы несли кирпичи и желтую глину и сложили три упрощенные печи, а сам лично рубил солому[89] и готовил смесь, из которой вылепили гигантскую форму, и кусок за куском пустили по рукам заранее приготовленный каменный уголь[90]. Вокруг формы соорудили подмостки, к которым вздымались шесть деревянных стремянок.
Вечером этого дня Дабао с несколькими рабочими неслышно приступил к работе. В четырех печах одновременно развели огонь. Дядюшка Сяодэ, тетушка Болян и Тан Хунвэй тоже вступили в ряды подмастерьев. К рассвету сплав был готов, и четверо рабочих под командованием Дабао подняли на подмостки сплав, наваренный в большой печи. Его залили в формы и следом тут же понесли жидкий чугун из трех маленьких плавильных котлов, подняли по прогибающимся стремянкам на подмостки и залили в форму. Жидкий чугун слился с жидким чугуном в ясном зареве огня, вздымая в небо огненные искры. Зрелище было несравненно прекрасным, как ритуальный запуск хлопушек в новогодний вечер. Весь жидкий чугун полностью залили в форму. Дабао все это время стоял на подмостках, зажав в зубах сигарету, не отводя от формы взгляда прищуренных глаз. Жидкий чугун стал багровым, а затем почернел.
Его скулы коснулась ладонь, и Тан Хунвэй прошептала ему на ухо:
– Пепел, пепел.
Дабао скосил глаза вниз и увидел, что сигарета у него в зубах давно погасла и от нее остался только изогнутый хвостик пепла. Он легонько выдохнул, и зола приземлилась на ладонь.
– Получилось! Получилось! – радостно сказал Дабао.
