Накинув мне на плечи плащ, и покрыв голову капюшоном, Рамина, в свою очередь надела маску и отворила дверь, и мы выскользнули в коридор, словно лазутчики, которые пошли разведывать запретное. Рамина вела меня по коридорам, которые прежде не видела, и я решила, что это какие-то ходы служанок. От этого стало немного спокойнее, поскольку другие слуги не увидят, как их принцесса шествует к некой Красной Жрице, чье имя уже вызывает смущение.
Наконец, мы покинули замок через настоль крохотную дверь, что пришлось нагибаться, и двинулись по извилистой улочке вниз.
Впервые за время пребывания в Пустоши, я ощутила пусть немного, но свободы. Никто не требовал от меня совершать ритуалы, зажигать огни, запоминать расположение коридоров и комнат. Даже Рамина, которая обычно трещит без умолку, вызывая шум в ушах, сейчас идет смирно, будто чувствует, что мне требуется покой.
Солнце поднялось над домами, заливая Город-крепость золотистыми лучами. Пока спускались, были видны крыши домов, искрящиеся, как слюда, но, когда улочка пошла прямо, на нас опустилась тень, какая бывает лишь от тесно стоящих зданий.
Вокруг пустынно, словно все вымерли, я спросила Рамину:
– А где все? Как вышло, что мы не встретили ни одного человека?
– Это особая улица, – ответила Рамина. – По ней ходят лишь особые девы. Умудренные в… Вы пока слишком невинны для таких знаний. Но сейчас день, и эти мудрые девы отдыхают. Мужчинам днем сюда вход запрещен, чтобы никто из них не посмел нарушить дневного покоя и умиротворения.
Очень захотелось спросить, чем именно мудры эти девы, если горожане так свято чтят их спокойствие и сон. Но статус принцессы Черной Пустоши удержал от недостойных вопросов.
Мы сделали еще несколько поворотов и остановились перед двухэтажным домом. По стенам разросся плющ, лозы оплели дом так плотно, что кажется, он соткан их зеленых канатов и листьев. Лишь вытянутые окна остались нетронутыми, будто вокруг них ветки специально подрезают.
Даже снаружи ощутила легкий, сладковатый запах, который тянется от дома. Рамина поправила волосы, что делала впервые на моей памяти, и постучала в дверь.
Та отозвалась гулким звуком, а через секунду отворилась, и служанка вошла первой, совершая пригласительный жест с таким глубоким книксеном, что чуть не села на пол.
Едва я вошла, сладковатый запах стал сильнее и защекотал ноздри. Постаралась сдержаться, но все равно чихнула.
Серебряные трубочки перед лицом зазвенели, как самые чистые колокольчики. Я осторожно отвела их в сторону и прищурилась, пытаясь приглядеться. Вокруг полумрак, кое-где горят толстые багровые свечи, которые прогорели на половину и выглядят матовыми фонарями. По периметру невысокие диваны с подушками, на стенах полки с десятками фигурок, которые трудно разглядеть. Но когда глаза стали привыкать к темноте, до меня начало медленно доходить что это за фигурки. К щекам прилил жар, и я резко отвернулась, стараясь смотреть на что угодно, но только не на них.
Но противоположная стена украшена точно такими же, я охнула и уставилась в пол.
– Рамина, пресвятое воинство, что это за дом?
Служанка поднялась из поклона и, приблизившись, проговорила с почтением:
– Это обитель Ане Ахебак. Красной Жрицы Черной Пустоши.
– Жрицы? Рамины, ты видела, какие фигурки стоят в доме этой жрицы? – прошипела я, стараясь скрыть смущение в голосе.
Даже в полумраке заметила, как покраснели щеки служанки, она опустила взгляд и произнесла тихо:
– Это очень важные фигурки.
– Но я не понимаю, – продолжала я горячим шепотом. – Как такое можно… Вот так выставлять. Это же… Это глупо…
– Глупо не пользоваться дарами, которые у нас есть, – произнес низкий томный голос с легкой хрипотцой.
Я завертела головой в поисках хозяйки голоса, но взгляд как назло цепляется за срамные статуи на полках. Стараясь не смотреть на них, я проговорила:
– Разве это можно называть дарами? Это срамота.
– А разве твое тело не дар? – снова спросил голос, а через секунду из-за ширмы, обильно украшенной бусами, красными гирляндами и цветами, вышла женщина.
Она оказалось высокой, с широкими бедрами и полной грудью, которая хорошо видна в вырезе платья, совершенно отличающегося от тех, что носят женщины Пустоши. Платье из алого шелка, который мягко поблескивает в свете свечей, от чего женщина кажется выточенной из рубина. Черные, как уголь волосы рассыпаны по плечам, глаза темные, и блестят, как ночная вода в реке.
Ноги босые, на щиколотках золотые браслеты, украшенные красными камнями. Женщина плавно, словно ее несут крошечные человечки, прошла по комнате и остановилась возле одного из диванов.
– Я Ане Ахебак. Еще меня называют Красной Жрицей и жрицей любви.
Рамина, наконец вышла из смущенного оцепенения, которое накатило на нее так некстати, и спешно заговорила:
– Позвольте представить вам ее высочество, леди Элизабет Сварт, принцессу Черной Пустоши, почтенную госпожу из дома Гри…
