— Ещё там близ решётки кто-то чудовище порешил, — добавил Колян. — Верно, наши — рядом куча стреляных гильз и пустые рожки остались.
— Расстреляли из-за решётки?
— Ага — размазали по-чёрному, пока гадина прутья сгибала. Прорвалась бы — наделала шороху, но её так уделали…
— А как сама решётка? Пролезть-то теперь можно?
— Кажется, нет, — замялся Хрусталёв, — щель там совсем маленькая.
Но не прошло и четверти часа, как оба запросто преодолели «совсем маленькую» брешь в решётке, на ходу отстреливаясь из калашей от наседающей мутантской кодлы.
Немцы из «Хирургов через заборы» оказались не самыми утончёнными вербовщиками. Действовали с немецкой добросовестной прямолинейностью, вот капитан Багров их и раскусил. И попросил далее не стараться. Так и сказал, имея в виду, правда, не медицину.
Но герр Дитрих и герр Каспар обиделись — и прекратили стараться решительно во всём. С тех пор к капитану наведывался лишь санитар Фабиан, да и тот, наверное, тайком от начальства. И процедуры с серым евролэбовским аппаратом в одночасье прекратились.
Знал бы Багров заранее — сумел бы облечь высказывание в более обтекаемые формы. Вот только заранее с ним было не знание будущего, а прекраснодушные представления о немцах как о романтических героях, повёрнутых на ответственности, как об аккуратных тружениках, ценящих превыше барышей свой профессиональный долг, и много такой ахинеи.
Где-то он о немцах подобное читал. Да и не только. Много раз он сводил и личное знакомство с носителями германского духа — через их литературу, музыку, философию. И по-прежнему готов подтвердить мнение о немцах, как о людях ответственных. Но теперь — с оговоркой.
Правильные, ответственные немцы, наверное, остались в Германии. А в Россию приехали шпионами — совсем другие немцы. Безответственные, неправильные — ведь им здесь предстоят заведомо неправедные дела. Настоящая немецкая совесть подобного бы не потерпела.
А ещё через полночи Багров обнаружил, что он привязан к носилкам. Крепко-крепко. И даже не столько привязан, сколько обездвижен за руки и за ноги специальными захватами.
И опять осталось фантазировать в сослагательном наклонении: знать бы заранее… Знать бы заранее, отчего медики из «Хирургов через заборы» решили тебя держать не на деревянном больничном топчане, а в тех самых носилках, в которых ты сюда доставлен товарищами.
Ты думал, речь шла о твоих удобствах? Что ж, носилки удобнее дурацкого топчана, тут и спорить не о чем. Но топчан прост, а носилки — трансформеры с множеством функций. Кстати, среди них — и функция «смирительной рубашки», востребованная в психиатрии. Ты о ней до сих пор не знал, так как русского текста инструкции тебе не прислали. А ещё носилки при тебе ни разу прежде не подключались к питанию. Ты не мог заметить, как из пазов выезжают стальные захваты для голеней и запястий.
А ведь носилки-трансформеры долго ждали своего часа. Ещё с того волнительного мига, когда к замку Брянск прибыла фура из Германии, доверху набитая всяческой гуманитарной помощью — и честной, и не очень, и явными «троянскими конями». Носилки тоже оказались среди помянутых «коней», но на тот момент показались изделием достаточно невинным, чтобы укомплектовать ими начальственные БТРы.
Всего два новых немца поселилось в больничном бараке, а теснота как-то сразу ощутимо сдавила бока. Свободно уже не поговоришь. «Осторожно, враг подслушивает!», как писали на советских плакатах сороковых годов двадцатого века. И если раньше вполне мог бы подслушивать тот же Фабиан Шлик, то теперь, с добавлением ещё двух пар ушей, разведывательная суть «Хирургов через заборы» стала навязчиво бросаться в глаза. И даже о сущих мелочах Суздальцев предпочитал говорить солдатам в кабинете главврача, оставшемся едва ли не единственной русской территорией больницы. Вот и мало места — ещё бы, когда больница сузилась до размеров одного кабинета. По сути, так.
Захотелось убраться из тесного мирка далеко-далеко. Но пока нет оснований забрать с собой капитана Багрова, придётся оставаться здесь. И не торопиться, не выдавать нетерпения.
— А эта тварь, внизу, ломится в решётку всё сильнее, — заметил Мамедов.
— Так и есть, — хмыкнул Погодин, уж не знаю, на что она рассчитывает, но мне кажется… в последнее время звук стал другим.
— Может, на то и рассчитывает, — Суздальцев прислушался, — а чем отличается звук?
— Как будто решётка поддаётся, — вздохнул Погодин.
— Да, поддаётся, — Мамедов сказал уверенней.
— Это не новость, — вздохнул Суздальцев. — Решётка немного шаталась уже давно. Там, — он кивнул на нишу за металлическим шкафом, — Шутов дежурит. Как раз и следит, чтобы расшатывалась не чересчур сильно.
— Что же он нас не извещает? — фыркнул Погодин. — Ему что, ещё слабо расшатано? Да если мы отсюда слышим?!
Словно в ответ на критику снизу послышалась автоматная очередь.
Наверное, Шутов пытался охладить пыл чудовища. Как бы только, наоборот, не раздразнил его. И да, удары в решётку сделались чаще и мощнее. Но и очереди злее. Шутов и чудовище друг друга стоили.
