И Горан. Да, Горан тоже зачем-то сюда вышел. И остался, чтобы понять, что же затевается.
Ну, вернее, он так себе объяснил причину, почему остался. А мог ли не остаться, да и какова подлинная причина — дело тёмное.
Будто случайно прогуливаясь, к Председательскому дому подошла группка из рядовых уважаемых сельчан. Среди последних Горан узнал Ванидло, Переползло, Кабысдоха с племянником и Хрыча. Каждый из них имел какие-то дела с Каспаром Вирхофом, наверное служили тайными информаторами, вот Горан Бегич их поневоле и запомнил.
А потом подошёл и давешний сторож из больничного барака. Сторож сильно хромал, ноги его не гнулись, на голове красовалась линялая балаклава, но никто на этого субъекта не обратил внимания, даже лица не повернул, пока он проходил через двор.
Вернее, внимание-то хромой сторож как раз привлёк, и даже весьма напряжённое. Но за ним следили в основном боковым зрением. И стояли во дворе, как ни в чём не бывало, только молча.
Сторож прошёл по средней линии двора, в упор глядя на мутантов справа и мутантов слева, которые старательно его не замечали. Дошагал до стены Председательского дома, развернулся, ощупывая взглядом всех и каждого. И с оглушительным звуком испортил воздух.
Звук послужил сигналом. Будто моментом истины.
— Ты, Пердун? — с испугом и недоумением в голосе воскликнул Закусило. И все другие тоже словно только что признали правителя Березани, вот и кинулись изъявлять почтение:
— О, Пердун, сколько зим…
— Не узнали тебя, Пердун, богатый будешь!
— Соскучились, надёжа ты наш…
Сторож больничного барака слушал славословия, чуть склонив голову в балаклаве и широко расставив несгибаемые конечности. Затем чему-то кивнул и сорвал с головы маску, причём открыл совершенно обычное и унылое в своей банальности мутантское лицо. Акт открытости.
Обнажение лица своего лидера толпа мутантов встретила единодушным воплем, исторгнутым из глоток будто по специальному сигналу невидимого дирижёра.
— Да, я Пердун, — ухмыльнулся мутант, — вы очень наблюдательные.
Толпа рассыпалась в ответных любезностях. Приятно, когда первое лицо в селении тебя хвалит, пусть даже не выделяя персонально.
— Я Пердун, и я принёс вам кое-что показать, — улыбка Пердуна при этих словах стала злобной, — оно в мешке.
Тут только Горан заметил, что в руке Пердуна — небольшой мешок. А в мешке-то что? Футбольный мяч?
В мешке оказалась голова Сопли. Почему-то Горан Бегич узнал её моментально, хотя мутанты, как он неоднократно убеждался, почти все на одно лицо.
Итак, Сопля. Тот, который с самого начала боялся вести экспедицию в Березань. Тот, который обрадовался, когда узнал, будто Пердуна в Березани пока нет. И — вполне довольный, ушёл в Столичную Елань, где надеялся спрятаться от козней Пердуна под крылом правительницы Дыры. Не спрятался.
— Ой, а как же Дыра?.. — глядя на голову Сопли, перепугался Закусило.
— Дыра в курсе! — победно бросил Пердун. Она не в обиде, но ждёт ответной услуги. Эй, Кишкинаружу, Перебейнос!
— Слушаем, Повелитель! — поклонились те.
— Возьмите Вертизада.
— Меня?!! Меня-то за что? — заверещал гей-мутант.
— Не важно, — с ленцой отозвался Пердун, — Дыра определит.
Вертизад принялся вырываться, другие посмотрели на него с осуждением. Мол, что за детство и пустые затраты времени?
— Ты справедлив, Пердун, — торжественно молвил Закусило.
— Чёрт побери, да! — хохотнул тот. — Сопля за Вертизада.
Кишкинаружу с Перебейносом скрутили голубого дружка Прыща и увели его. Скоро голова Вертизада пополнит коллекцию голов, которую собирает Дыра. Сопля за Вертизада. Да…
— За этим ли ты нас пригласил, о великий Пердун?
— Нет. Есть другое важное дело.
— Какое? — в хоре, что задал этот вопрос, поучаствовали даже немцы.
— Ультиматум Пердуна, — сказал председатель Березани, — я появился, чтобы вы узнали. Русским надо уйти.
Да? Горан стал соображать, не отразится ли решение Пердуна и на судьбе его близнеца Зорана. Не должно бы, но кто знает?
— Русским давно пора указать на дверь, — продолжал Пердун. — И очень жаль, что меня в Березани не было. Потому что стряслось непоправимое. Истинный Хозяин Березани повержен, — на лице Пердуна вдруг сложилась страдальческая гримаса и он завыл в голос. — У-у-у-у! Умер наш неубитый медведь! Осиротела Березань. Русских нельзя больше тут оставлять. Вон их!
