Когда рассказ Рябиновича иссяк, Ратко Милорадович принялся опрашивать мутантёнка сам. Солдаты ему это легко позволили, даже остались довольны: ведь профессор этнолингвистики знал английский язык намного лучше них, потому дело пошло намного быстрее.
Лишь под вечер профессор Милорадович спохватился, что так и не решил вопрос о лечении бедняги Костича. Наука наукой, интерес интересом, а коллегу таки надо переправить в Березань, к больнице.
— Да без проблем! — воскликнул Хрусталёв. — Доставим в лучшем виде, даже проводника не надо! Я хорошо запомнил дорогу, Адам Рябинович умеет волков отгонять — что ещё для похода надо?
— Надо, чтобы Славомира полностью не парализовало, — заметил Ратко.
Назначенный Дырою на вечер «пир на весь мир» оказался довольно-таки камерным мероприятием, затерявшимся под сводами парадного зала. Были только свои. Из всей экспедиции профессора Щепаньски «своих» набралось всего четверо: сам профессор, а также Йозеф Грдличка, Карел Мантл да Братислав. Не густо.
Коли всё бы шло по изначальному плану, посвящённых оказалось бы семеро, но вот Бегичи застряли в Березани, а Клавичек — в совершенно бредовом мамонтовом мире, что развился из идеи «осеменения».
Можно было бы для восполнения картины позвать и Горислава Чечича. Хотя бы его. Что Милорадович, Костич и Панайотов на пиру окажутся не ко двору — понятно заранее, но македонец-то, по словам Карела, доказал свою лояльность. Однако пан Кшиштоф — сеньор строгий. «Коней на переправе он не посвящает в рыцари», как пошучивали студенты-второгодники.
Кроме четверых экспедиционеров к «пани» Дыре явилось человек пять из школьных учителей — во главе с директором Супскисом, да ещё впервые появился на людях пресловутый мутант Прыщ (а то Хомак уже начинал понемногу сомневаться, уж не легендарный ли это персонаж).
Прыщ выглядел колоритно даже для мутанта. На маленькой, незаметно выступающей из шеи и почти шарообразной головке, сплошь покрытой свиной щетиной, моргало два туповато-бессмысленных глаза, под глазами на небольшом бугорке находились углубления ноздрей, а маленькая круглая воронка рта создавала впечатление, что весь пищеварительный тракт Прыща прилажен в обратном направлении.
Вот такой воплощённый шарж. Оно-то и не удивительно, не всякому повезёт с внешностью, особенно когда тебя накрыло генетической мутацией. Но когда такой «красавчик» начинает важничать, выставляя напоказ не что-нибудь там, а собственное уродство!.. Экий… Прыщ, в самом-то деле!
Праздник начался с обильного угощения за столом.
Пятеро рослых прислужников Дыры за несколько ходок нанесли в парадный зал, наверное, полный набор пиршественных блюд и напитков Дебрянского ареала. Гора посуды взгромоздилась на столе перед гостями: стеклянные, оловянные и деревянные тазы с ещё дымящимися, прямо с огня, мясными огрызками; фарфоровые миски с картофельным пюре и бобовой кашей, а для подлинных ценителей мутантской кухни — подносы с ещё тёплыми, хотя и сырыми птичьими тушками.
Напитки в графинах — все как один, весьма мутные и непрозрачные — различались только специфическими оттенками бурого, да ещё — запахом. Братислав только по обонятельному признаку и мог различить, какое из пойл претендует на принадлежность к винам, какое представляет мутантский аналог водки, а какому мутанты присвоили звание пива.
Некоторые же виды мутантской бурды пахли на все три лада одновременно. Верно, подавальщику, а то и изготовителю было вовсе не принципиально, что и куда ему сливать.
— Внимание! — смеясь, сказала Дыра. — На этот стол, к сведению гостей, подана человечина. Немножко, но есть! — подтвердила она в ответ на недоумённые взгляды. — Но где именно — секрет нашего повара. Советую попробовать всего понемногу и угадать, где же!
На шутку «прекрасной правительницы» наивно купились только чешские антропологи. Ни пан Щепаньски, ни пан Супскис и его учителя ни на миг не забеспокоились. Верно, заранее знали — людского мяса быть не должно. Говядина, свинина, зайчатина, курятина, голубятина — вот и всё, что на столе представлено. Человечине просто некуда втиснуться.
Будем считать, что Дыра пошутила по-доброму. Оно и к лучшему. Не отказываться же от вкусных блюд из-за нелепых подозрений, как, например, старый профессор Милорадович в Березани.
— Угу, вкусная человечина! — вгрызаясь в свиную ногу, произнёс Залман Супскис. — Ваш повар истинный волшебник, милая госпожа!
— Повар знает, — мерзко хихикнула Дыра, — что если будет невкусно готовить, то я съем его самого. Люди вообще понятливы. А этот со мной ещё из Чернобыльщины — и вот дожил до сих пор.
— Да? — немного наигранно удивился пан Щепаньски. — Старый Кухарчук ещё живой? Он ведь так многого не умел…
Дыра с набитым ртом кивнула, и пан Кшиштоф поглядел на соотечественника с нескрываемым превосходством. Ясно, что не судьба какого-то Кухарчука его так взволновала, но возможность показать: именно ему, пану Щепаньски, а не жалкому выскочке Супскису, принадлежит честь давно и по- настоящему знать пани хозяйку.
Когда Дыра прожевала, ответила подробней:
— Кухарчуку пришлось многому научиться. Служить у мутантки и не уметь готовить человечины — это нонсенс, вы понимаете…
