323
Эта революция практически не встретила сопротивления. И если пятьдесят пять лет спустя Клавий все еще говорил о двух сферах, то не из-за того, что оставались какие-то сомнения; просто он писал комментарии к «Сфере» Сакробоско, которая оставалась университетским учебником. Клавий спорил с мертвыми, а не с живыми. Почему же текст Саркобоско оставался стандартом после открытий Веспуччи? Потому что учебная программа в университетах строилась на классических текстах, Сакробоско для астрономии был тем же, кем Евклид для геометрии, а также потому что, пока астрономия Птолемея не утратила жизнеспособности, проблемы с текстом Сакробоско были разрешимыми – и их изящно разрешали в работах, примером для которых служило первое виттенбергское издание 1538 г. Тем не менее со временем проблемы накапливались: работа Barozzi. Cosmographia (1585) содержит перечень из восьмидесяти четырех ошибок Сакробоско. Бароцци стремился занять место Сакробоско, но его надеждам не суждено было сбыться. Учебник Сакробоско сдал свои позиции только после 1611 г., когда птолемеевский геоцентризм уже утратил уважение интеллектуалов. А после 1611 г. ни один учебник астрономии не имел такого статуса, как текст Сакробоско.
324
Popper. The Logic of Scientific Discovery, 1959. 22 (курсив автора). Вероятно, Поппер не был бы столь уверен, если бы вспомнил, что Коперник прямо назвал свою теорию противоречащей (почти) здравому смыслу (Copernicus. On the Revolutions, 1978. 4). Более того, Поппер также утверждал, что особенностью научного знания является его развитие, тогда как здравый смысл должен быть одинаковым, независимо от времени и места. Пример концепции здравого смысла см. в: Christie. Nobody Invented the Scientific Method, 2012. Однако само понимание здравого смысла обусловлено культурой и имеет предварительные условия, например грамотность. Классическая работа Luria. Cognitive Development, Its Cultural and Social Foundations (1976) демонстрирует, что абстрактное мышление (например, силлогические рассуждения) не формируется само по себе.
325
См. выше, гл. 3.
326
«Рассуждение о методе» Декарта начинается с таких слов: «Здравомыслие есть вещь, справедливее всего распространенная в мире: каждый считает себя настолько им наделенным, что даже те, кого всего труднее удовлетворить в каком-либо другом отношении, обыкновенно не стремятся иметь здравого смысла больше, чем у них есть» (Descartes. A Discourse, 1649. 3).
327
О том, что его измерения точнее, чем у Архимеда, Галилей заявлял еще в юности, когда изобрел инструмент под названием балинчетта, позволявший измерить вес некоторых тел с точностью, ранее недостижимой.
328
За одним исключением: Ричард Уоллингфордский (1292–1336) сконструировал необыкновенно сложные и хитроумные часы. Но в те времена часы были инструментом философов – они имитировали движение Солнца и планет; сложные инструменты, которые Ричард изготавливал сам, использовались для развития гуманитарных наук, а не механики (North. God’s Clockmaker, 2005). Ричард был сыном кузнеца, но не интересовался силовыми механизмами, такими как водяные и ветряные мельницы.
329
Утверждалось – еще в работе Randall. The School of Padua, 1940, – что философы из числа последователей Аристотеля понимали, как это нужно делать, но не существует убедительных примеров подобного подхода до того, как его применили их оппоненты, такие как Галилей. В первой половине XVII в. среди иезуитов отмечалась тенденция адаптировать учение Аристотеля к требованиям новой науки, однако эта тенденция постепенно ослабла, поскольку члены ордена были обязаны подтверждать традиционные взгляды церкви: Feingold. Jesuit Science, 2002.
330
Мой аргумент основан на дате публикации: Галилей уже разработал изящную теорию о падении тел, подкрепленную превосходными экспериментами, но не опубликовал ее – и не опубликует до 1638 г. Трактат о плавании тел – первая из опубликованных работ экспериментальной науки, касающихся основ физики Аристотеля: работа Гильберта о магнетизме была блестящей демонстрацией экспериментального метода, но напрямую не противоречила аргументам философов.
331
В известном эссе Стенли Фиш, знаменитый литературный критик (будем считать, что это выражение не оксюморон, подобно «военной разведке»), утверждал, что наука и бейсбол похожи, поскольку оба занятия являются социальными конструкциями и оба «реальны» (Fish. Professor Sokal’s Bad Joke, 1996). Фиш признает, что в бейсболе правила могут быть изменены с помощью голосования, а далее утверждает, что факты природы тоже меняются и что их смысл определяют фондовые агентства. Он ошибается. Лед никогда не был тяжелее воды. «Даже если оба занятия являются социальными конструкциями, – пишет он, – и если вы хотите их оценить, то вы должны принимать во внимание разницу между ними». Совершенно верно: наука не похожа на бейсбол. Я в чем-то согласен с Фишем, но читатель должен принимать во внимание именно различия.
332
Отрицание правомерности разделения между природным и естественным было ключевым шагом, который сделал возможной научную революцию: см. выше, гл. 8.
333
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 7. Сравните с похожей путаницей: идеей, что факты рукотворны, и моим утверждением, что концепция факта является изобретением, но конкретные факты не изобретаются, а устанавливаются. Точно так же сама наука является изобретением, Ньютон не изобретал тяготение, а открыл закон, которому оно подчиняется.
334
Сравните, например, Boghossian. Fear of Knowledge (2006), где идея объективных фактов рассматривается как понятная и беспроблемная; похоже, Богоссян не учитывает, что сама эта идея должна быть сконструирована.
335
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 8.
336
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 8.
337
Перевод Н. Федорова, А. Гутермана.
338
См. классическое эссе Hexter. The Historian and His Day (1954), перепечатанное в: Hexter. Reappraisals in History (1961). Возможно, именно Хекстеру мы обязаны популярностью фразы, что задача историка – «понять прошлое в его собственных терминах» – сам Хекстер вполне разумно считал, что это всего лишь одна из задач историка (221, 231).
339
В 1940 г. Уолтер Бенджамин писал: «Историкам, которые хотят возродить эпоху, Фюстель де Куланж [1830–1889] советовал стереть все свои знания о последующем ходе истории. Это самое лучшее описание метода, с помощью которого разбивается исторический материализм» (Benjamin & Arendt. Illuminations, 1986. 247, 248). Я бы хотел добавить, что не обязательно быть историческим материалистом, чтобы понять, что историкам необходимо размышлять о переменах, развитии, корнях.
340
Утверждение, что любой поиск корней должен быть отвергнут как телеологический, происходит из работы: Foucault. Nietzsche, l’histoire, la généalogie, 1971 // Foucault. Dits et écrits, 2001. Vol. 1. 1004–1024.
341
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 10.
342
См., например, Christopher Clark. The Sleepwalkers: How Europe Went to War in 1914 (London: Allen Lane, 2012) и Chris Wickham. Sleepwalking into a New World: The Emergence of Italian City Communes in the Twelfth Century (Princeton: Princeton University Press, 2015).
343
Первое использование этого слова в значении устройства для движения судна (в действительности гребного колеса) датируется OED 1809 г., а первый винт, установленный на корабле, вероятно, датируется 1829 г.
344
Процесс, когда триумф новой научной парадигмы предполагает потерю некоторых полностью удовлетворительных теорий, от которых следует отказаться, поскольку они неотделимы от старой парадигмы, получил название «потеря Куна» (термин впервые появился в Post. Correspondence, Invariance and Heuristics (1971). Например, в работе Graney. Setting Aside All Authority (2015) рассматриваются утверждения, что потери от учения Коперника перевесили его пользу, и демонстрируется, что подобные аргументы заслуживают внимания. Тем не менее я считаю, что в науке один шаг назад приводит к двум шагам вперед и нельзя привести однозначных примеров, где потери перевешивают приобретения.
345
Или они были подчинены философии. См. выше, гл. 2.
346
О книге Хакинкга см.: Daston. The History of Emergences (2007). Я не подчеркивал значение вероятностного мышления, поскольку его влияние сказалось позже: Gigerenzer, Swijtink and others. The Empire of Chance (1989). Хакинг
