Тем не менее одним лишь печатным станком невозможно объяснить уникальный авторитет, которым в настоящее время обладает свидетельство очевидца. После Колумба и Галилея уже никто не спорил, что важные открытия зависят только от подтверждения очевидцами{597}. Как мы уже видели в главе 3, сама концепция открытия опиралась на убежденность в возможности нового опыта, отличного от опыта прошлого. Более того, многие открытия были совершены людьми с невысоким социальным статусом, к которым относились и сам Колумб, и Кабот, открывший магнитное склонение стрелки компаса. Таким образом, совершенно неожиданно морякам и ювелирам было предложено разрешать споры между философами и джентльменами. Бэкон отчетливо понимал, что именно в этом направлении должна двигаться новая философия. Но эта революция была долгой и медленной: ее начало отмечено рукописью Гарцони в 1570-х или 1580-х гг. и она не завершилась ни работами Брауна в 1640-х гг., ни Бойля в 1660-х гг. Для нас, считающих привилегированный статус очевидцев само собой разумеющимся, эта великая революция оказалась невидимой, и мы не в состоянии представить, что живем в мире – он всегда был воображаемым, а не реальным, – в котором чеснок лишает силы магнит, а кровь козла размягчает алмазы.
§ 4У Кеплера было много фактов, у делла Порты один или два, но ни тот ни другой не знали слова «факт» в его современном значении. Откуда же взялось это слово? В 1778 г. Готхольд Лессинг написал небольшой очерк о немецком слове, означавшем «факт», Tatsache. «Это слово еще молодо, – говорил он. – Я прекрасно помню время, когда никто его не использовал»{598}. Но само слово, по крайней мере в английском, французском и итальянском языках, не новое. Его источником служит латинский глагол facio, «делаю». Factum, нейтральная форма прошедшего совершенного времени, означает «то, что было сделано». В Европе, где сохранялось влияние римского права, закон рассматривал factum – деяние, или преступление. Таким образом, «деяние Каина» – это убийство Авеля{599}. В пьесе Шекспира «Все хорошо, что хорошо кончается» Елена говорит:
Let us assay our plot; which, if it speed,Is wicked meaning in a lawful deedAnd lawful meaning in a lawful act,Where both not sin, and yet a sinful fact[209]{600}.В данном случае игра слов заключается в том, что fact является синонимом для deed (поступок) и act (действие) и одновременно обозначает незаконный поступок или действие. Мы до сих пор используем это (теперь несколько устаревшее) значение, когда говорим о an accessory after the fact (соучастник после события преступления) – человеке, который помогает преступнику после того, как преступление было совершено.
В Англии присяжные устанавливали факт. (Убил ли Джо Тома? Присяжные определяют, совершил ли Джо это деяние.) Судья являлся авторитетом в юридических вопросах. (При каких обстоятельствах можно убить человека в состоянии самообороны? Правильно составлен этот документ?) Можно возражать против толкования закона судьей или его напутствия присяжным, но не против самого установления факта присяжными{601}. Следует подчеркнуть, что в этом юридическом понятии факта не было ничего естественного; конструкция сложилась в XIII в., когда появилась коллегия присяжных как замена испытанию судом Божьим{602}. Но это означало, что в английском законодательстве факт имел особый статус: однажды установленный, он уже не мог быть оспорен. Отсюда и особое положение слова «факт» в современном значении – в отличие от теории факт всегда истинен. Факты надежны, поскольку их устанавливают присяжные, и считаются непогрешимыми (или, по меньшей мере, не подлежащими исправлению и неоспоримыми, что, в сущности, одно и то же).
Между латинским factum и современным словом «факт» существовал барьер, который нужно было преодолеть: factum требует агента, а факт нет. В теории этот барьер совершенно ясен, но на практике возникают двусмысленности. Бэкон (ум. 1626) в опубликованном после смерти тексте говорил о способности воображения воздействовать на тела, утверждая, что неправильно «путать факты и явления и поспешно признавать сделанным то, что еще не сделано»{603}. Так, например, на ведьм часто возлагают вину за события, которые все равно произошли бы. В данном случае «факт» по-прежнему означает поступок, или деяние (хотя словарь Джонсона 1755 г., цитируя Бэкона, утверждает обратное){604}. Когда в 1651 г. Ноа Биггс описывает, как головки подсолнуха поворачиваются вслед за солнцем, он называет это matter of fact (вопросом факта) и одновременно thing done (поступком); он относится к подсолнухам как к агентам, которые обладают тем, что он называет инстинктами{605}. Биггс расширяет, но не отрицает общепринятое допущение, что факты имеют агентов. То же самое происходит и год спустя, когда Александр Росс, бывший духовник Карла I, обсуждает древнюю историю, рассказанную Аверроэсом и повторенную Брауном, о женщине, забеременевшей, искупавшись в воде, в которой до нее купался мужчина. Росс предполагает инстинктивное влечение между женским лоном и мужским семенем{606}. Вторая двусмысленность возникает при рассмотрении исторических событий, которые нельзя однозначно отнести к категории поступков. Считалось, что история занимается фактами – то есть деяниями людей. 1 сентября 1641 г. Джон Ивлин, в то время находившийся в Нидерландах, пишет в своем дневнике, что отправился «взглянуть на памятник женщине, коротая назвала себя графиней Голландской и, как говорят, в одних родах произвела на свет столько детей, сколько дней в году. В церкви города Лосдёйнена, уединенного места, висят купели, где их всех вместе крестили, с пространным описанием факта, в резной раме». Хотя рождение нельзя назвать поступком, это событие без труда проникает в область исторических фактов{607}.
Когда и где был изобретен язык фактов? Еще недавно ученые считали, что у них есть точный ответ на этот вопрос. Факт изобретен Фрэнсисом Бэконом; после Бэкона факт вошел в английский язык и был принят Королевским обществом. Поэтому историки начали писать о «бэконовских фактах»{608}. Английская философия всегда считалась склонной к эмпиризму; по этой причине создается впечатление, что именно Англия создала культуру факта[210].
К сожалению, это не так. Самое главное – факт – не английское изобретение. Галилей и его корреспонденты с готовностью обсуждали факты, но в Италии этот термин использовали гораздо раньше, еще с 1570-х гг.{609} Считается, что французы открыли для себя новое слово только в 1660-х гг.{610}, однако Монтень использует термин faict, то есть «факт», не менее пяти раз, один из которых относится к 1580 г. (до путешествия в Италию), а остальные к 1588 г. (они встречаются в трех ключевых главах «О раскаянии», «Об опыте», «О хромых»). Следует отметить, что Флорио, который был первым переводчиком Монтеня на английский, посчитал, что в трех случаях из пяти он может расширить значение английского слова «факт», чтобы охватить faict Монтеня, в двух случаях нет[211]. Аналогичным образом, ученик Монтеня, Шаррон, в трактате «О мудрости» (De la sagesse) дважды использует faict в значении «факт» – но в обоих случаях Самсон Леннард в переводе на английский в 1608 г. не считает возможным использовать английское слово fact{611}. Мы можем не сомневаться, что Монтень и Шаррон были не одиноки: словарь французского языка Жана Нико (Thresor de la langue françoyse, tant ancienne que moderne), изданный в 1606 г., содержит пару примеров использования глагола fait в современном значении: articuler faits nouveaux может означать как новые действия, так и новые вещи; этими вещами могут быть «факты» – в общем смысле, как подкрепление аргумента{612}.
Слово «факт» также не является изобретением Бэкона. В печатных произведениях он никогда не использовал это английское слово в его современном значении, а латинское factum всего три или четыре раза, но его главное произведение, «Новый органон», было переведено на английский позже и не оказало никакого влияния{613}. Неудача Бэкона (или, если уж на то пошло, Флорио) при попытке внедрить слово «факт» в разговорный английский,
