Блажков сидел молча, внимательно слушая разговор молодежи.
— Тридцать — это изрядно, — констатировал грек. — А стодесятников осталось восемь. Ну, я прибился. Еще трех армян обещает предъявить Тер-Якопянц. Итого дюжина.
— И как собираетесь воевать с такой ордой? — скептически спросил коллежский регистратор.
— Бить по головке, как же еще.
— «Царей» хорошо охраняют, к ним не подобраться.
Азвестопуло хмыкнул:
— Плеве еще лучше охраняли, а что толку? Если кого-то решат убить, никакая охрана не поможет.
Лыкова покоробило, с какой легкостью его помощник помянул всуе покойного Вячеслава Константиновича. Но ведь прав! Сколько уже сановников отправились в мир иной по приговорам террористов. А тут всего-навсего главари преступного Ростова. Полиция их взять не может, потому что не за что. А вот пуля или нож разбираться не станут.
— Когда грабите ломбард? — сменил тему Блажков.
— И какой именно? — добавил Англиченков.
Грек рассказал и попросил не очень старательно ловить их в день налета.
— Средний Царь совсем озвереет после вашей выходки, — довольно хихикнул Петр. — Он пивную-то простить не может. На его земле — и вдруг такие кренделя! А если еще ломбард. Да какой: его собственный… Говорят, приказал вас живьем не брать.
Титулярный советник ответил:
— Гашник у него развяжется Азвестопуло поймать. Но нас действительно мало. Поэтому буду признателен за сведения насчет «царей». Имеете там агентуру?
— Близко к головке нет никого. Так, на периферии… Если мы что и узнаём, то обычно уже по факту. Продвигаем сейчас одного осведа, но он пока в карантине.
Англиченков поймал укоризненный взгляд Лыкова и поторопился добавить:
— Нам известен главный притон Прохора Царева. Там его квартира и казарма для охраны.
— Вот это, как сейчас говорят в столице, информация. Где притон?
— В Нахаловке на Седьмой улице есть фабрика синьки. Формальный хозяин — некто Липявкин. А настоящий — Прохор.
Грек кивнул, запоминая.
— Ну, пора по домам, — сказал Алексей Николаевич. — Сергею Маноловичу завтра на грабеж идти. Пусть выспится.
Полицейские разошлись. Перед тем как расстаться, Петр долго тряс новому знакомцу руку. Сказал на прощание:
— Завидую вам. Давно мечтаю кого-нибудь ограбить, да все не складывается.
В двенадцатом часу в ломбард на Доломановской вошел юркий черноволосый мужчина с холщовым портфелем. Его сопровождал армянин, по виду — охранник.
— Имею предложить несколько закладов, — сообщил посетитель старшему оценщику. — Серебро.
Оценщик расстелил на прилавке черную тряпицу, взял в руки лупу. Тут вдруг чернявый вынул револьвер, быстро приставил его ко лбу служащего и сказал караульным:
— Дернетесь — ему конец.
Все замерли. Один из караульщиков медленно-медленно стал тянуться к кобуре. Налетчик предостерегающе цокнул языком и спросил:
— Сам будешь его мозги с пола отскабливать или позовешь кого?
Старший оценщик охнул и простонал:
— Замри, дурак! Пусть возьмут, что хотят, и проваливают.
Армянин открыл дверь, и внутрь ввалилась целая толпа вентерюшников. Они обезоружили охрану, разбили витрины и выгребли оттуда все ценное. Ребята действовали сноровисто и без нужды никого не обижали. Налет занял не более пяти минут. За это время в ломбард, на свою беду, зашел случайный посетитель. Его обчистили и усадили на пол рядом с остальными.
Уходя, чернявый сказал старшему оценщику:
— Передай привет Прохору Иванычу.
— От кого?
— Азвестопуло моя фамилия. Новый есаул Чертова отряда. Скажи, я к нему скоро в гости приду. Пусть пока завещание составит.
— Завещание?
— Да. А то Хан Иван не успел, когда я ему свисток [51] дырявил. У Прошки добра много, лучше ему распорядиться заранее.
Грек рассмеялся глумливо, потом вынул из портфеля круглый черный предмет.
— Это бомба. Я же Серега Сапер! Если за полчаса никто из помещения не выйдет, она разрядится. А полезете в дверь, разорвет всех на куски.
Положил снаряд на порог и увел своих прочь.
Старший оценщик, тяжело вздыхая, впился взглядом в шар, словно пытался понять, действительно ли он может взорваться. Потом приказал:
— Всем лечь за прилавок и не высовываться.
Люди охотно повиновались.
— Кузьма, а ты давай осторожно через черный ход и беги до цементной фабрики. Телефонируй сначала Прохору Иванычу, а потом в полицию.
Спустя час помещение ломбарда наполнилось полицейскими. На улице стоял мужчина свирепой наружности со сросшимися бровями. Это был Прохор Царев. Толпа охранников обступила главаря со всех сторон. Потерпевший выговаривал коллежскому асессору Липко:
— Что творится во вверенном вашему попечению городе? Сначала ограбили пивную. Ладно, взяли немного. А здесь счет идет на тысячи! Вы куда смотрите? Долго это еще будет продолжаться?
Полицмейстер даже не дослушал, сел в экипаж и уехал. Средний Царь подозвал к себе старшего оценщика и приказал:
— Скажи еще раз его фамилию.
— Азвестопуло. И по наружности грек. Хотя и на жида похож, и на армянина. Наглый!
— И он утверждал, что лично убил Хана Ивана?
— Так точно.
— А еще ко мне грозился прийти?
— Так точно. Ох и наглый, прости господи…
Крепкие мужики еще плотнее окружили атамана, настороженно озираясь. Тот плюнул в сердцах и тоже уехал. Он передвигался по городу в карете с поднятыми стеклами, а следом в линейке ехали восемь или девять охранников. Поплутав немного, бандиты свернули в Почтовый переулок. Миновали кладбище, обогнули Новопоселенский базар и оказались в конце концов на ассенизационном хуторе. Карета остановилась перед большим двухэтажным строением с видом на городскую свалку.
Прохор вбежал наверх. Там в хорошо обставленном кабинете его ждал мужчина лет сорока пяти, худощавый, с большой залысиной и такими же сросшимися бровями.
— Здорово, братка.
— Здорово. Был в ломбарде? На много они нас нагрели?
— Как раз оттуда. Точно еще не подсчитали, но тысяч на восемнадцать, а то и больше.
Григорий Царев выругался, вскочил и подошел к окну. Пейзаж его не порадовал.
— Проша, это что делается?! — взвился он. — В нашем городе нас же и грабят. Как мы до такого докатились?
— Все
