Теперь остатки её Радужной Сущности слились с моей Сущностью, становясь одним целым.
Ты будешь жить, Рада. Пусть и не так, как мы с тобой хотели, но ты будешь жить.
Я сел на кресло-трон и вытянул руку вперёд. Пару секунд спустя с руки сорвалась и упала на пол радужная капля. Затем ещё одна, и ещё, ещё… Радужная Субстанция лилась из моей руки, как кровь из раны, пока на «полу» не образовалась довольно большая лужа. На моих глазах она приобрела объём, превратившись в эллипсоид.
Я невольно улыбнулся, вспомнив своего первого Претендента.
— Давай же, девочка. Обрети форму.
Она послушалась: эллипсоид на моих глазах становился «человеком», — правда, без лица.
— Ну да, своей памяти у тебя не осталось… — пробормотал я задумчиво. — Что ж, используй мою. Ну же!
И она снова подчинилась. Я видел, как она превращалась — сначала в Басю, потом в Габриэль, потом в Маринку, потом в Эвелину, и наконец…
Катя стояла прямо напротив меня и улыбалась. Её каштановые волосы чуть волнились; помнится, она всегда вздыхала на эту тему: мол, вот бы были прямые… На хрупкой фигурке — не по размеру просторный бежевый вязаный свитер, коричневая юбка… и даже французские туфли – «лодочки», которые мне удалось купить за какие-то немыслимые по тем временам деньги.
Она подошла ко мне и осторожно провела рукой по моей щеке.
— Снова небритый, да? Прости…
Но она только улыбнулась и уселась на постамент кресла-трона, положив голову мне на колени. Какая… совершенная иллюзия. Как жаль… Как жаль…
Я запахнул халат, а потом, нащупав капюшон, опустил его на лицо.
Теперь моё место здесь, теперь я — здесь, в этом пустом белом пространстве, наполненном тишиной, со своей иллюзорной настоящей любовью, со своей вечно живой совестью, достигший самой высшей точки в иерархии Духов, отягощённый самой тяжёлой ношей во Вселенной.
Никогда ещё я не был так одинок.
И в этой тишине — слышите? — едва различимое мелодичное пение, похожее на звон сотен крохотных хрустальных колокольцев. Это поёт Исток.
Первая Эпоха закончилась. Началась Вторая Эпоха.
…
Эпилог
— А знаешь, ведь у Первого было имя. Сейчас об этом мало кто помнит, потому что в тайну были посвящены только Духи Первой Касты, а их — то есть нас — осталось всего трое: я, Третий и Восьмой. Уже Вторая Каста ничего не знала про имя Первого, о Младших и говорить не стоит… Ну а нынешняя молодёжь так вообще не в курсе: в учебниках об этом не сказано, в Кодексе тоже. Но я-то помню. Я помню, потому что сам придумал ему это имя. Ну как «придумал», — услышал как-то раз в Миролюдье имя, которое, как мне тогда показалось, было словно создано для него. Знаешь, какое? Авва. Это значит «папа». Он же для всех нас был как отец родной! Старейший же. Да… Хотя ему это имя поначалу не нравилось. Он предпочитал оставаться просто Первым. Но в итоге он его принял, конечно. Тем более я был единственным, кому было позволено дать Первому имя. Третий был уже слишком молод, остальные вообще не в счёт… Только я. А от данного тебе имени нельзя отказаться, — он сам так решил. И коль скоро его слово было Закон, то и он должен был следовать этому Закону, ведь только тогда в Мирах мог существовать придуманный им порядок…
Она слушала молча, словно витала в каких-то неведомых облаках. На её лице не отражалось ничего. Впрочем, Гермес, это ведь твой первый опыт создания големов такого уровня, притом таких… специфических. Мало ли, какие у них бывают особенности. Взять хотя бы то, что она — часть меня самого…
И спросить-то некого… Ведь Катя — то есть Рада, конечно же, — на Шанталь или Димкину Наташу не похожа. Может быть, у них есть общее с Эбби? Никто не видел, как Первый его создавал. Да что там: мало кто знает, что Эбби — Создание…
И тут вдруг она сказала:
— Рад, что ты меня вспоминаешь, Второй.
Спрыгнув с постамента, она закружилась на месте, развернулась, — и только тогда я понял, что случилось.
Глаза моего Создания были золотыми.
Она звонко рассмеялась:
— Почти верно, Гермес! Почти. Не думай, будто я вселился в созданное тобой Существо, это не так. Вот скажи: как думаешь, почему моё имя знали только немногочисленные посвящённые, а фактически только ты?
— Только не говори, что это тоже часть Проекта, — поморщился я.
Первый вновь расхохотался:
— Но это правда! Ну, так или иначе, — он посерьёзнел, — то, что ты видишь — не я. Это своего рода послание, которое я оставил для тебя на этот случай. А активировало его моё имя, — имя, которое ты мне дал.
— То есть это вроде как запись?
Первый кивнул:
— В нескольких смыслах. Но, в отличие от обычной записи, эта основана на ИИ. Проще говоря, с ней твой информационный голем временно получил полный доступ к базе знаний Истока, а потому обрёл способность прорабатывать все варианты твоих реакций и вопросов, и подбирать к ним правильные ответы. Я же знал, что девочка не выживет, и что ты приберёшь останки её Сущности, чтобы сделать радужного голема. Этим-то я и воспользовался. За саму Раду не волнуйся: как только послание будет передано, она вновь станет той, кем ты её сделал.
— Как всегда заковыристо, Первый. Но зачем тебе понадобилось так делать?
— Чтобы передать тебе последние указания, скажем так. Ведь ты пока ещё не вполне Хозяин Пустоты. Для того, чтобы действительно стать тем, чем был я, тебе нужно пройти… процедуру инициации, назовём это так. Потому что ты должен понять, что это вообще такое — Хозяин Пустоты. Должен узнать, почему всё так, а не иначе. И потом, ведь не думал же ты, что достаточно будет просто занять это пространство и усесться в моё кресло, не так ли? Знаешь, среди людей бытует поговорка «короля делает свита». В твоём — то есть нашем — случае её можно перефразировать так: Хозяина Пустоты делает Радуга. Понимаешь?
— Ни слова.
— Да-да, очень смешно. Информация, Второй, информация! Если у людей à l'image du roi l'univers se façonne, Вселенная подстраивается к облику короля, то у нас наоборот: сперва Вселенная выбирает короля, потом король примеряет на себя Вселенную, а уж потом Вселенная подумает о королевском облике; хотя, как показывает практика, подобные мелочи её обычно не заботят. Разве что глаза золотыми станут.
— Если ты думаешь, что
