– К своим детям.
– Ты привезешь их сюда? – живо поинтересовался Рагнар.
– У меня есть подруга, – сказал я, избегая ответа на его вопрос. – Она заботится о моих детях и сейчас в беде.
Брида прорубилась сквозь мои недомолвки.
– Дочь Альфреда? – пренебрежительно спросила она.
– Да.
– Которая ненавидит датчан, – проговорила Брида.
– Она умоляет меня о помощи, – объяснил я Рагнару. – И я не могу ей отказать.
– Женщины делают тебя слабым, – бросила мне Брида. – А как же твое обещание отплыть с Рагнаром?
– Я не давал такого обещания, – огрызнулся я в ответ.
– Ты нам нужен! – взмолился Рагнар.
– Я и моя наполовину укомплектованная команда?
– Если ты не поможешь уничтожить Уэссекс, – заявила Брида, – ты не получишь долю его богатств, а без них, Утред, у тебя нет надежды получить Беббанбург.
– Я еду, чтобы найти своих детей, – упрямо повторил я.
И Брида, и Рагнар знали, что я говорю лишь половину правды – в лучшем случае.
– Ты всегда был больше саксом, чем датчанином, – насмешливо проговорила Брида. – Ты хочешь быть датчанином, но у тебя не хватает храбрости.
– Может быть, ты права, – признал я.
– Нам следует убить тебя прямо сейчас, – добавила Брида.
И она не шутила.
Рагнар положил ладонь на руку Бриды, чтобы заставить ее замолчать, потом обнял меня.
– Ты мой брат, – проговорил он.
Мгновение он не отпускал меня. Он знал, как и я, что я возвращаюсь к саксам, что мы вечно будем сражаться на разных сторонах. Все, что я мог сделать, – это пообещать, что никогда не буду сражаться лично против Рагнара.
– И ты выдашь наши планы Альфреду? – вопросила Брида.
Рагнар, может, и смирился с моим отъездом, но Брида никогда ничего не прощала.
– Я ненавижу Альфреда, – прорычал я. – И хотел бы, чтобы вы повеселились, сокрушая его королевство.
Вот, я написал это, и мне было больно это писать, потому что воспоминание о том расставании так болезненно. Брида ненавидела меня в тот миг, Рагнар был печален, а я был трусом.
Я спрятался за судьбу своих детей и предал дружбу.
Всю зиму Рагнар укрывал меня, кормил моих людей, а теперь я его бросал. Он был счастлив, что я на его стороне, он был счастлив сражаться с Уэссексом, но думал, что мы с ним поведем эту войну вместе. А теперь я его покинул. И он разрешил мне уйти.
Брида и впрямь убила бы меня в тот день, но Рагнар простил меня.
То был ясный весенний день. То был день, когда изменилась моя жизнь.
Wyrd bið ful ãræd.
* * *Итак, мы поехали на юг, и долгое время я не мог говорить.
Отец Пирлиг понял, в каком я настроении, и молчал до тех пор, пока я наконец не нарушил угрюмое молчание.
– Ты сказал, что мой кузен не в своем уме? – спросил я.
– Да, – ответил он. – И нет.
– Спасибо, что все прояснил.
Пирлиг слегка улыбнулся. Он ехал рядом со мной, прищурив глаза от блеска дневного солнца.
– Он не безумен так, как безумен бедняга Гутред, – спустя некоторое время заговорил отец Пирлиг. – У него нет видений, он не разговаривает с ангелами и не жует тростник. Он зол, что не король. Этельред знает, что, когда он умрет, Мерсия попадет под власть Уэссекса. Так хочет Альфред, а то, чего хочет Альфред, он, как правило, получает.
– Итак, почему Этельфлэд послала за мной?
– Твой кузен ненавидит свою жену, – тихо произнес Пирлиг, чтобы не услышали Финан и Ситрик, ехавшие прямо за нами.
Собака поспешила прогнать овцу у нас с дороги, повинуясь пронзительному свисту пастуха на холме чуть подальше.
Пирлиг вздохнул:
– Каждый раз, когда он видит Этельфлэд, он ощущает цепи, которые повесил на него Альфред. Он был бы королем, но не может, потому что Альфред ему не позволит.
– Оттого что Альфред сам хочет быть королем Мерсии?
– Альфред хочет быть королем Англии. И если он не сможет похвалиться таким титулом, тогда его сын будет носить эту корону. Вот почему не может быть другого короля саксов. Король – помазанник Божий, король священен, поэтому не должно быть другого миропомазанного короля, преграждающего дорогу к цели.
– И Этельреда это возмущает, – сказал я.
– Да, и он накажет свою жену.
– Как?
– Разведясь с нею.
– Альфред такого не потерпит, – отмахнулся я.
– Альфред – больной человек. Он может умереть в любую минуту.
– Развестись с ней. Это означает…
Я помедлил. Этельфлэд, конечно, рассказывала мне раньше о стремлениях своего мужа, но я все еще верил с трудом.
– Нет, он этого не сделает!
– Он пытался, когда мы все думали, что Альфред лежит на смертном одре, – сказал Пирлиг. – Этельфлэд, услышав об этом, укрылась в монастыре в Лекелейде.
– На границе с Уэссексом?
Пирлиг кивнул:
– Чтобы она могла бежать к своему отцу, если они сделают новую попытку, а они ее сделают.
Я тихо выругался.
– Алдхельм?
– Господин Алдхельм, – подтвердил Пирлиг.
– Этельред заставит ее лечь с Алдхельмом? – недоверчиво спросил я.
– Господин Этельред проделает это с радостью, – холодно отрезал Пирлиг. – И без сомнения, господин Алдхельм получит от этого еще большее удовольствие. А когда все будет сделано, Этельред сможет предоставить Церкви свидетельство супружеской неверности и запереть Этельфлэд в монастыре – и их браку конец. Потом он будет волен жениться снова, породить наследника, а как только Альфред умрет, провозгласить себя королем.
– Так кто же ее сейчас защищает? – спросил я. – И кто защищает моих детей?
– Монахини.
– И никаких защитников-мужчин?
– Ее муж дает золото, а не она, – сказал Пирлиг. – Мужчины любят золото, но у нее нет богатства, чтобы им заплатить.
– Теперь есть, – зло бросил я и ткнул копьем лошадь, которую купил в Дунхолме.
У меня осталось немного богатств.
Я купил больше семидесяти лошадей, чтобы совершить это путешествие, и немногое оставшееся серебро уместилось в двух седельных сумках. Но у меня имелись Вздох Змея, Осиное Жало и теперь, из-за трех прях, снова вывернувших мою жизнь, появилась цель.
Я отправлюсь к Этельфлэд.
* * *Деревня Лекелейд представляла собой группу хижин, разбросанных вдоль северного берега Темеза, там, где болотистый ручей Ли вливался в реку. В этом месте стояла водяная мельница, а рядом с ней построили пристань, к которой была привязана горстка маленьких протекающих лодок. У восточного конца деревенской улицы – вереницы грязных луж – стоял монастырь. Его окружал палисад, построенный, как я подозревал, скорее для того, чтобы запереть монахинь внутри, чем для того, чтобы удержать врагов снаружи. Над потемневшей от сырости стеной вздымалась мрачная и уродливая церковь из дерева и плетней. Башня с колоколом царапала низкие облака: на западе бурлил дождь.
На дальнем берегу Темеза виднелась деревянная пристань, над ней группа мужчин укрывалась под импровизированными навесами, натянутыми на шесты. Все были в кольчугах, а копья они прислонили к иве.
Я шагнул на пристань, поднес ко рту сложенные руки и прокричал им:
– Кому вы служите?
– Господину Этельноту! – крикнул в ответ один из них.
Он меня не узнал. Я был закутан в темный плащ, и мои светлые волосы прикрывал капюшон.
– Зачем вы здесь? – гаркнул я, но единственным ответом было непонимающее
