– Утред, брак – священен, – произнесла она почти устало. – Он освящен Богом, и ты знаешь, что отец не оскорбил бы Бога.
– Тогда почему бы Этельреду просто не приволочь тебя обратно силой?
– Вторгнуться в монастырь? Мой отец такого бы не одобрил!
– Не одобрил бы, – согласился я, наблюдая за большой группой всадников, появившейся с севера.
– Они ждут, что отец в любую минуту умрет, – добавила Этельфлэд, и я понял, что «они» – это моей кузен и его друг Алдхельм. – И они все ждут этого.
– Но твой отец жив.
– Он поправляется, слава Господу.
– А вот теперь начинаются проблемы, – проговорил я, потому что новый отряд всадников, не меньше пятидесяти человек, ехал под знаменем.
Значит, тот, кто приказал воинам сторожить монастырь, явился сюда сам.
Когда всадники приблизились, я увидел, что на знамени изображен крест из двух военных топоров с большими лезвиями.
– Чей это знак? – спросил я.
– Алдхельма, – без выражения произнесла Этельфлэд.
Теперь монастырь окружали две сотни человек, и Алдхельм, верхом на черном жеребце, остановился в пятидесяти шагах от ворот. Его телохранителями служили два священника и дюжина воинов. На щитах красовался знак их господина – крест из топоров; эти мрачные люди собрались сразу за Алдхельмом и, как и их господин, в молчании смотрели на закрытые ворота.
Знал ли Алдхельм, что я внутри? Он мог это предполагать, но сомневаюсь, что знал наверняка. Мы быстро проехали через Мерсию, держась ее восточной части, где были в силе датчане, поэтому немногие в сакской Мерсии осознали, что я явился на юг.
Однако Алдхельм, возможно, подозревал, что я здесь, потому что не сделал попытки войти в монастырь. Или же ему были отданы приказы не оскорблять Бога, совершая такое святотатство. Альфред мог простить Этельреда за то, что тот сделал Этельфлэд несчастной, но он бы никогда не простил оскорбления Бога.
Я спустился во двор.
– Чего он ждет? – спросил Финан.
– Меня, – ответил я.
Я оделся для боя. Облачился в сияющую кольчугу, опоясался мечом, надел высокие сапоги. На мне был увенчанный волком шлем, я держал щит со знаком волка и решил взять военный топор в придачу к двум вложенным в ножны мечам.
Приказав открыть одну створку ворот монастыря, я вышел один.
Я не был верхом, потому что не мог себе позволить купить натренированного для боя верхового коня.
Шел молча, а люди Алдхельма наблюдали за мной. Если бы у Алдхельма была хоть крупица храбрости, он бы подъехал ко мне и изрубил длинным мечом, висевшим у него на поясе. Даже не имея храбрости, он мог бы приказать своей личной страже меня прикончить, но вместо этого просто таращился на меня.
Я остановился в дюжине шагов от него, прислонил к плечу боевой топор и откинул нащечники шлема, чтобы воины Алдхельма увидели мое лицо.
– Люди Мерсии! – прокричал я так громко, что меня услышал не только отряд Алдхельма, но и войска восточных саксов на дальнем берегу реки. – В любой день ярл Хэстен атакует вашу страну! Он явится с тысячами людей. Голодных людей, копьеносных датчан, датчан с мечами, датчан, которые изнасилуют ваших жен, возьмут в рабство ваших детей и заберут ваши земли. То будет армия гораздо больше орды, которую вы победили у Феарнхэмма! Кто из вас был при Феарнхэмме?
Люди переглядывались, но никто не поднял руку и не прокричал, что присутствовал при той великой победе.
– Вы стыдитесь своего триумфа? – спросил я. – Вы учинили побоище, которое будут помнить, пока мужчины живут в Мерсии! И вы этого стыдитесь? Сколько из вас были при Феарнхэмме?
Некоторые собрались с храбростью и подняли руки, один человек ликующе крикнул, и внезапно большинство из них разразились громкими приветственными криками. Они приветствовали самих себя.
Сбитый с толку Алдхельм поднял руку, чтобы призвать к тишине, но никто не обратил на него внимания.
– И кто поведет вас против ярла Хэстена, который идет сюда с викингами и пиратами, с убийцами и рабовладельцами, с копьями и топорами, с огнем и смертью? – еще громче взревел я. – Кого вы желаете видеть своим вождем? Это госпожа Этельфлэд вдохновила вас на победу при Феарнхэмме! А вы хотите, чтобы ее заперли в монастыре? Она умоляла меня прийти сюда и снова сражаться рядом с вами, и вот я здесь, а вы встречаете меня с мечами? С копьями? Итак, кого вы желаете видеть своим вождем в битвах против ярла Хэстена и его убийц?
Я позволил вопросу повиснуть в воздухе на несколько биений сердца, потом опустил топор и показал им на Алдхельма:
– Вы хотите, чтобы вождем был он? Или я?
Каким же придурком был этот человек. В тот момент под летящим с запада мелким утихающим дождем он должен был убить меня быстро или же обнять. Алдхельм мог бы спрыгнуть с седла и предложить мне дружбу, притворившись союзником и таким образом купив себе время. А потом мог бы подослать убийц… Но все, что Алдхельм сделал, – это продемонстрировал свою неуверенность. Он был трусом. Всегда был трусом, храбрецом только перед слабыми. На лице его читался страх, он колебался – и, лишь когда один из его соратников подался к нему и что-то прошептал на ухо, Алдхельм обрел голос.
– Этот человек, – крикнул он, показав на меня, – беглец из Уэссекса, объявленный вне закона!
Для меня то была новость, но неудивительная. Я нарушил клятву, данную Альфреду, поэтому у короля едва ли был иной выход, кроме как объявить меня вне закона, сделав таким образом добычей любого, у кого достанет храбрости меня схватить.
– Что ж, я вне закона! – провозгласил я. – Так придите и убейте меня! И кто тогда защитит вас от ярла Хэстена?
Тут Алдхельм пришел в себя и пробормотал что-то воину, который только что с ним шептался. Этот человек – большой широкоплечий боец – послал своего коня вперед.
Он ехал с обнаженным мечом. Воин знал, что делает. Не скакал ко мне на бешеной скорости, а двигался обдуманно и осмотрительно. Он собирался убить меня, и я видел, как его глаза оценивают меня из глубокой тени шлема. Опытный воин уже отводил меч, его рука напряглась для стремительного удара, который врезался бы в мой щит; к силе удара добавился бы вес человека и коня, чтобы лишить меня равновесия, а потом конь повернулся бы боком – и меч снова взлетел бы, уже за моей спиной. Воин знал, что я все это понимаю, но, подняв щит, я тем самым уверил его, что сделаю именно то, чего от меня ожидает противник.
Он сжал губы, толкнул пятками коня. Большой серый жеребец ринулся вперед, меч рассек пасмурный воздух.
Этот воин вложил в удар всю свою недюжинную силу. Меч устремился на меня справа. Я держал щит в левой руке, а топор – в правой.
А потом я
