– Моя жизнь не принадлежит тебе, чтобы ее дарить, – возразил я.
– Уходи, господин Утред, – сказал Кнут, почти умоляя. – Ступай на юг, в Уэссекс. Забирай всех своих людей и просто уходи.
– Ты умеешь считать, ярл Кнут? – осведомился я.
– У тебя нет и трех сотен воинов. – Ярл усмехнулся. – А у меня? Моих людей не сочтешь. Их много, как песчинок на морском берегу. – Одной рукой он прижал к себе дочь, другой погладил по щеке Фригг. – Я благодарен тебе за это, господин Утред, но лучше тебе уйти.
Зигурд зарычал. Он хотел моей смерти, но вынужден был соглашаться на все предложения Кнута.
– Я спросил, умеешь ли ты считать, – обратился я к Кнуту.
– Умею, – подтвердил он, сбитый с толку.
– Тогда ты должен помнить, что у тебя двое детей. Девочка и мальчик, не забыл? И мальчик все еще у меня. – Кнут вздрогнул. – Если ты останешься в саксонской Мерсии или нападешь на Уэссекс, – продолжил я, – то, может, обойдешься одной дочерью?
– Я могу родить других сыновей, – заявил он, но без особой уверенности.
– Уходи в свои земли, – посоветовал я ему, – и твой сын вернется к тебе.
Зигурд порывался проорать ругательства, но Кнут одернул союзника.
– Мы поговорим утром, – объявил он мне и развернул коня.
– Поговорим утром, – согласился я и потом смотрел, как ярлы уезжают, а Фригг бежит вслед за ними.
Вот только разговору поутру не суждено было состояться, потому как, едва даны ускакали, я дал приказ сбросить бревенчатый настил с моста и мы ушли.
Ушли на запад.
И Кнут, я был уверен, последует за мной.
Глава 2
Решил ли Эдуард Уэссекский отсидеться за стенами своих бургов? Я охотно верил в то, что Этельред прячется в Восточной Англии. Возвращаясь в Мерсию, он рисковал столкнуться с превосходящими силами врага, да и, вполне вероятно, боялся сойтись с данами в открытой битве. Но неужели Эдуард просто так отдаст Мерсию на произвол орды Кнута? Это тоже возможно. Его советники – люди осторожные, они опасались северян, зато были убеждены в том, что крепкие стены уэссекских бургов способны отразить любой приступ. Но дураками их все же не назовешь. Им понятно, что если Кнут и Зигурд займут и Мерсию и Восточную Англию, то через море к ним хлынут тысячи воинов, жаждущих попировать на останках Уэссекса. Пока Эдуард будет пережидать угрозу за крепостными стенами, его враги многократно умножатся. И придется иметь дело не с четырьмя тысячами данов, но с десятью или двенадцатью. Его просто задавят числом.
И все же не исключено, что он решил ограничиться обороной.
С другой стороны, что еще мог сообщить мне ярл Зигурд? Что западные саксы на подходе? С какой стати? Ему требовалось выбить меня из равновесия. Я это понимал, но все равно беспокоился.
И что еще я мог сказать своим людям, кроме того, что Зигурд лжет? Нужно только говорить с уверенностью.
– У Зигурда подлый язык куницы, – обратился я к ним. – Эдуард определенно на подходе!
И мы мчались, скакали на запад под покровом ночи. В молодости я любил это время. Я приучал себя не бояться рыщущих в темноте духов, красться как тень среди теней, слышать лай лисицы и уханье совы и не вздрагивать. Ночь – время мертвых, и живые страшатся ее, но в ту ночь мы мчались под покровом тьмы так, будто принадлежали ей.
Сперва мы прибыли в Ликкелфилд. Я хорошо знал этот город. Тут я бросил в реку труп двуличного Оффы. Этот человек тренировал собак, продавал новости, и я считал его своим приятелем, а затем он предал меня. Город был населен саксами. Как правило, обитающие вокруг даны не трогали его. Я подозревал, что большинство здешних саксов, подобно Оффе, покупало мир службой данам. Многие из них наверняка состоят в армии Кнута и наверняка ходили к усыпальнице святого Чеда в большой церкви Ликкелфилда и возносили мольбы о победе Кнута. Даны дозволяли содержать христианские церкви, но попробуй я воздвигнуть алтарь Одину где-нибудь на саксонской земле, святоши тут же начнут точить ножики. Они поклоняются ревнивому Богу.
Над крышами города кружили летучие мыши. Собаки лаяли на нас и получали взбучку от боязливого народа, которому хватало ума бояться стука копыт в ночи. Ставни накрепко заперты. Мы пересекли поток, в который я кинул труп Оффы, и мне припомнились пронзительные вопли его вдовы. Светила почти полная луна, серебрившая дорогу, которая поднималась теперь в невысокие лесистые холмы. Деревья отбрасывали густые черные тени. Мы ехали в тишине, если не считать стука копыт да звяканья сбруи. Путь наш лежал по римской дороге, уводившей на запад от Ликкелфилда. Дороге, которая прямо, как древко копья, пролегала между низких холмов и широких долин. Нам приходилось пользоваться этой дорогой прежде. Даже в свете луны местность выглядела знакомой.
Финан и я остановились на лысой вершине и глядели на юг, пока ряды всадников струились мимо по дороге. Впереди уходило вниз по склону сжатое поле, за ним темнели лес и другие холмы, но где-то далеко-далеко виднелся слабый отблеск света. Я посмотрел на восток, откуда мы пришли. Нет ли в той стороне зарева? Мне хотелось получить доказательства, что Кнут остался в Тэмворпиге, что его огромная армия выступит только с рассветом, но отблеска костров на горизонте я не видел.
– Ублюдок идет за нами, – буркнул Финан.
– Скорее всего.
Но далеко на востоке виднелось сияние. По крайней мере, мне так казалось. Сказать определенно я не мог, слишком велико было расстояние. Возможно, это просто фокусы ночи. Усадьба горит? Или это лагерные костры армии? Войска, на которое я уповал? Финан тоже смотрел. Я знал, о чем он думает, на что надеется. То были наши общие мысли и чаяния, но ирландец не сказал ничего. Мне почудилось на миг, что зарево стало ярче, но я не был уверен. Иногда тьму ночи рассеивал свет – огромное сверкающее полотно, которое переливалось и струилось как вода. Мне подумалось, не является ли и это тем загадочным свечением, что боги посылают в ночи, но чем пристальнее я вглядывался, тем меньше видел. Только ночь, горизонт и черные деревья.
– Долгий мы путь проделали со времен того невольничьего корабля, – задумчиво произнес Финан.
Я удивился, с какой стати ему вспомнились те далекие дни, потом понял: он думает, что его часы сочтены, а на пороге смерти человек возвращается мыслями в прошлое.
– Ты говоришь так, будто это конец, – укорил я его.
Ирландец улыбнулся:
– Как ты любишь повторять: Wyrd bið ful āræd?
– Wyrd bið ful āræd, – повторил я.
От судьбы не уйти. И быть может, как раз в этот самый миг, пока