Вскоре мы нагнали основной отряд и поскакали в рассветной мгле. Повсюду щебетали птицы, приветствуя песней новый день. Мне ненавистен был этот звук, потому что он знаменовал день, который, как я думал, станет для меня последним. Мы продолжали гнать коней на юг, к далекому Уэссексу, и надеялись вопреки всему, что западные саксы идут нам навстречу.
А затем мы просто остановились.
Остановились, потому что устали лошади, устали люди. Мы миновали невысокие холмы и плодородные поля, и нигде не нашел я места, где хотел бы дать бой. Чего я ожидал? Найти римский форт, достаточно маленький, чтобы его могли защищать двести шестьдесят девять воинов? Форт на подходящем холме? Выступ отвесной скалы, где человек умрет от старости, прежде чем рассвирепевшие враги сумеют взобраться наверх? Но нам встречались лишь сжатые поля, пастбища с овечьими отарами, ясеневые рощи и дубравы, мелкие потоки и пологие склоны. Солнце поднималось по небу. День выдался жарким, лошади хотели пить.
И вот мы вышли к реке и просто оцепенели.
Это была не столько речка, сколько ручей, стремящийся стать речкой, но которому удавалось лишь выглядеть глубокой канавой. Однако перебраться через него было непросто. Берега были крутыми и илистыми, но там, где его пересекала дорога, спуск оказался удобным. Брод не был глубоким. Русло здесь расширялось, и на середине его медленно текущая вода доходила человеку до бедра. Вдоль западного берега тянулась цепочка ив с плоскими верхушками, а еще западнее виднелся невысокий гребень, где стояло несколько бедных домишек. Я выслал Финана разведать возвышенность, тогда как сам обрыскал реку вверх и вниз по течению. И не обнаружил ни форта, ни крутого холма, зато здесь имелся ручей в виде рва, достаточно широкого и глубокого, чтобы замедлить атаку.
Поэтому мы остались здесь. Заперли лошадей в обнесенном каменной оградой загоне на западном берегу и принялись ждать.
Можно было бежать дальше на юг, но Кнут догнал бы нас рано или поздно, а тут имелась хотя бы речушка. По крайней мере, так я себя убеждал. На самом деле надежда была слабой. Ее не осталось совсем, когда Финан спустился с невысокого гребня.
– Всадники, – выпалил он. – На западе.
– На западе? – переспросил я, думая, что ирландец оговорился.
– На западе, – настаивал он.
Люди Кнута находились к северу и востоку от нас, поэтому я не ожидал врагов с запада. Точнее, надеялся, что с запада враги не зайдут.
– Сколько?
– Разведчики. Не много.
– Воины Кнута?
– Трудно сказать. – Он пожал плечами.
– Ублюдок не мог перебраться через этот ров, – проговорил я, подумав, что Кнут вполне мог предпринять именно это.
– Это не ров, – поправил Финан. – Это река Тэм.
Я поглядел на лениво текущую воду:
– Это Тэм?!
– Так утверждают деревенские.
Я горько рассмеялся. Мы все это время убегали из Тэмворпига, чтобы оказаться выше по течению той же самой реки? Угадывалась во всем этом какая-то тщета, очень подходящая для дня, в который я предполагал умереть.
– Так как называется это место? – спросил я у Финана.
– Местные ублюдки сами толком не знают, – хмыкнул ирландец. – Один малый назвал его Теотанхель, а его жена сказала, что это Воднесфилд.
Получается, это дол Теотты, или поле Одина. Но, как бы ни называлось это место, оно знаменовало конец нашего пути: здесь мне предстоит сойтись с жаждущим мести врагом. И этот враг приближался. Разведчики появились с противоположной стороны брода, а это означало, что всадники находятся к северу, к востоку и к западу от нас. По меньшей мере пятьдесят человек показались на дальнем берегу Тэма, но еще довольно далеко от реки. Финан заметил всадников на западе, и я предположил, что Кнут разделил армию, выслав один отряд вдоль западного берега, а другой вдоль восточного.
– У нас еще есть возможность идти на юг, – заметил я.
– Он нас перехватит, – мрачно возразил Финан. – И нам придется принять бой на открытой местности. Здесь мы хотя бы можем отступить к тому гребню. – Он кивнул в направлении кучки хижин, оседлавших невысокий холм.
– Сожги их, – велел я.
– Кого?
– Дома. Скажи нашим людям, что это сигнал для Эдуарда.
Вера в то, что Эдуард достаточно близко и заметит дым, вселит в людей надежду, а с надеждой воин сражается лучше. Потом я поглядел на загон с лошадьми. У меня мелькнула мысль поскакать на запад, проложить себе путь через горстку разведчиков, рыщущих в том направлении, и попытаться достичь более удобной возвышенности. Вероятно, то была пустая надежда. Внезапно я с удивлением заметил, что загон обнесен каменной оградой. То был край живых изгородей, но кто-то взял на себя невероятный труд таскать тяжелые камни для низкой стены.
– Утред! – взревел я, призывая сына.
Тот подбежал ко мне:
– Отец?
– Разбери ту стену. Бери людей сколько хочешь, пусть тащат ко мне все камни размером с человеческую голову.
– С человеческую голову? – Сын вытаращился на меня.
– Просто сделай это! Тащи камни сюда, и побыстрее! Ролло!
Верзила-дан неторопливо порысил ко мне:
– Господин?
– Я поднимаюсь на тот гребень, а ты швыряешь камни в реку.
– Что?
Я объяснил ему, чего хочу, и на его губах появилась усмешка.
– И позаботься, чтобы те ублюдки, – я указал на разведчиков Кнута, остановившихся на изрядном расстоянии к востоку, – не видели, что ты делаешь. Если подойдут ближе, просто прекрати работу. Ситрик!
– Господин?
– Стяги сюда. – Я указал на место, где дорога уходила от форда к западу. Я хотел поместить штандарты там, чтобы показать Кнуту, где хочу дать бой. Показать ему место, на котором приму смерть.
– Моя госпожа! – обратился я к Этельфлэд.
– Я не уйду, – упрямо заявила она.
– А разве я прошу?
– Собирался.
Мы подошли к невысокому гребню, где Финан с дюжиной людей выгоняли жителей из хижин.
– Забирайте что хотите! – кричал ирландец. – Собак, кошек, даже детей. Тащите горшки, черепки, все, что угодно! Мы будем жечь дома!
Элдгрим выносил из одной хибары старуху, ее дочь визжала.
– Нам так необходимо жечь дома? – спросила Этельфлэд.
– Если Эдуард идет, – пробурчал я без воодушевления, – он должен знать, где мы.
– Да, наверное, так, – согласилась она. Потом посмотрела на восток. Разведчики все еще следили за нами с безопасного расстояния, но никаких признаков приближения орды Кнута пока не наблюдалось. – Как ты поступишь с мальчиком?
Речь шла о сыне Кнута. Я пожал плечами:
– Я обещал убить его.
– Но ты ведь не сможешь. И Кнут знает это.
– Смогу.
Этельфлэд рассмеялась в ответ горьким смехом:
– Нет, не сможешь.
– Если выживу, – напомнил я. – Он станет безотцовщиной.
Она озадаченно нахмурилась, потом поняла мой намек и усмехнулась:
– Думаешь, у тебя хватит сил побить Кнута?
– Мы остановились и будем драться, – заявил я. – Быть может, твой брат придет? Мы ведь пока еще живы.
– Так ты станешь растить его?
– Сына Кнута? – Я покачал головой. – Продам, скорее всего. Окажись он в рабстве, и никто не скажет, кем был его отец. Мальчишка не узнает, что родился волком, и будет считать себя щенком.
Если я выживу. А я, честно говоря,
