«Он знает. Знает ли он?» Я продолжаю улыбаться и лишь пожимаю плечами.
– Правда? – спрашиваю так же беспечно.
– По крайней мере, об этом шепчут все таблоиды.
– Ну, – отвечаю я, не отрывая взгляд от него, – у всех нас есть друзья на самом верху, не так ли?
Рен какое-то мгновение смотрит на меня, но потом отворачивается:
– Вот, послушай. Мне не помешала бы помощь.
Однажды Рен сказал в интервью, что ему не нравятся комментарии посторонних по поводу его работы. И только посмотрите на него – протягивает мне наушники, а я не знаю, что и думать. Он подбадривающе улыбается, и я протягиваю руку, беру наушники и надеваю их.
Это низкий бас наедине с мягкой красивой скрипичной мелодией и чем-то похожим на колокольчики. Женский голос начинает петь:
«Давай разгонимся по Токио от нуля до ста. Да, словно время не ждет», – поет она.
Я слушаю и смотрю на Рена. Песня о Токио.
А потом я слышу строчку, которая заставляет меня вздрогнуть.
«Давай уйдем красиво, да, пора уйти красиво».
Этот же трек играл в какой-то момент в «Пиратском логове».
«Он пытается подловить меня». Я бросаю быстрый взгляд на Рена и вижу, что он задумчиво изучает мое лицо. Он написал тот трек, что играл во время игры Darkcross, а теперь он дает мне его послушать, чтобы понять, узнаю ли я его. Судя по тому, как он смотрит на меня сейчас, он понимает, что я уже слышала эту песню. А это значит, что я была в «Пиратском логове» одновременно с ним.
«Он знает, что я слежу за ним. Он знает, что я слежу за Нолем».
Рен забирает наушники. Его взгляд все еще прикован ко мне:
– Думаешь, Хидео понравится?
Его слова теперь звучат зловеще, и я стараюсь выглядеть спокойной.
– Трек хороший. Может, он даже включит эту песню в турнир в следующем году.
– Может, он добавит ее в финальную игру этого года, – говорит Рен с улыбкой. Он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени и пригвождает меня к полу немигающим взглядом: – Нужно же уходить красиво, не так ли?
Я улыбаюсь и киваю на его замечание, но оно звучит как едва завуалированная угроза. Мое сердце бьется быстрее. «Давай уйдем красиво». Теперь, когда Рен повторил ту же строчку из «Пиратского логова», даже если она могла ничего не значить, мой ум приходит к другому заключению. Что бы группа Ноля ни пыталась сделать, вмешав в это города по всему миру, вмешав жизнь Хидео, – это случится в последний день турнира.
И теперь он знает, что я замешана в этом.
23
Пару часов спустя я встречаюсь с Хидео в его личной машине. Я все еще не могу отойти от разговора с Реном. «Возможно, его слова были недвусмысленны». И этот музыкальный трек был не случайным. Он знает, что я следила за ним в «Темном мире», или как минимум знает, что я тоже была в «Пиратском логове» в то же время.
Если Хидео и замечает мою тревогу, то вслух ничего об этом не говорит. Кажется, его мысли тоже чем-то заняты. Даже без соединения через «Линк» я чувствую его беспокойство. Что-то заставляет его смотреть в сторону. Что-то, что заставило его прервать тогда наши поцелуи в доме. Я сомневаюсь, стоит ли рассказывать ему о разговоре с Реном, и решаю пока промолчать. Все это пока слишком размыто. Мне нужно докопаться до сути.
Мы медленно едем под дождем. Несколько часов спустя мы доезжаем до лесистых окраин Токио, где город уступает место покатым холмам и узким улицам из аккуратных трехэтажных зданий с элегантно загнутыми черно-красными крышами. Дорогу окаймляют сосны. Один-единственный пешеход бредет по тротуару, а садовник аккуратно подравнивает живую изгородь неподалеку – и, если не считать тихого «чик-чик-чик» от его ножниц, вокруг стоит тишина. Машина наконец останавливается в конце улицы, возле дома, где округлые кусты и камни украшают подъездную дорожку. Горшки с цветами стоят вдоль нее ровными рядами. У входа горит фонарь, хотя еще не стемнело.
Хидео звонит в дверь. Чей-то приглушенный голос раздается изнутри. И вот дверь открывается, и я вижу женщину в чистеньком свитере, брюках и тапочках. Она удивленно смотрит на нас сквозь очки, увеличивающие ее глаза. А потом по ее лицу разбегаются морщинки от радостной улыбки при виде Хидео – она смеется, зовет кого-то через плечо на японском, а потом протягивает к нему руки.
Хидео кланяется, ниже, чем когда-либо.
– Ока-сан, – говорит он, прежде чем заключить ее в нежные объятия. Он смущенно улыбается мне, а она треплет его за щеки, как маленького мальчика. – Это моя мама.
Его мама! Меня захлестывает теплое чувство, а с ним и волна эмоций. Я краснею и, следуя примеру Хидео, кланяюсь так низко, как только могу.
Хидео кивает в мою сторону.
– Ока-сан, – говорит он матери, – kochira wa Emika-san desu.
«Это Эмика», – читаю я перевод.
Я бормочу неловкое «здравствуйте» и почтительно склоняю голову. Она мне тепло улыбается, тоже треплет по щеке, а потом восклицает что-то по поводу моих волос. Затем она приглашает нас обоих внутрь, подальше от внешнего мира.
Мы разуваемся у двери и надеваем тапочки, предложенные мамой Хидео. Внутри дом залит солнечным светом, уютный и идеально чистый, украшенный фотографиями в рамках, комнатными растениями, глиняными горшками и странными металлическими скульптурами. Бамбуковые циновки и коврики покрывают пол гостиной, где стоит низкий столик с чайником и чашками. Раздвижная дверь открывает вид на японский сад из камней. Теперь я поняла, почему Хидео так обустроил свой дом в Токио: должно быть, он напоминает ему об этом месте, его настоящем доме. Я уже собираюсь сказать, как тут прекрасно, как автоматизированный голос раздается из динамиков в потолке.
– Добро пожаловать домой, Хидео-сан, – говорит голос. В кухне под чайником включается конфорка. Никто до нее даже не дотрагивался.
Его отец выходит поприветствовать нас. Я наблюдаю за ними, пытаясь подавить волну зависти, в то время как пара суетится вокруг сына с энтузиазмом родителей, которые нечасто видят своих детей.
Мама Хидео восклицает что-то по поводу угощения и убегает, оставляя очки на столе. Не задумываясь Хидео берет очки, следует за мамой в кухню и мягко напоминает ей надеть их. Потом он открывает дверцу холодильника и понимает, что продуктов там нет. Мама Хидео смущенно хмурится и говорит, что была уверена, что оставалось что-то. Хидео отвечает тихим, нежным голосом, положив руки ей на плечи, уверяя, что прямо сейчас отправит кого-нибудь в магазин. Отец смотрит на них
