Вдруг мама немного отстранилась. На ее лице появилось напряженное выражение:
— Они причиняют боль? Мы можем взглянуть…
Я принялся устало расстегивать пуговицы на аляповатой гавайской рубахе и, сбросив ее на кровать, повернулся спиной к родителям. Освобожденные от стесняющей одежды крылья наполовину раскрылись.
— Боже мой! — сказал отец.
— Можно? — Мама робко протянула руку и коснулась большого синяка, который расплылся у меня на спине, в том месте, где мои новые покрытые перьями кости проросли из лопаток. Она испуганно отдернула руку, когда я невольно вздрогнул и крылья чуть шевельнулись.
Отец чертыхнулся вполголоса.
— Выглядят так, словно они всегда тут были, — добавил он. Впервые в жизни я уловил в голосе отца нотки неуверенности. — Не понимаю. Как такое вообще возможно?
Я прикусил губу.
— Тейлор! — воскликнула мама. — Когда это началось?
— Не знаю… Дней десять у меня болела спина, потом появилось нечто вроде горба и здоровенный синяк. А потом, когда я выпрыгнул из самолета, они… ну, они типа… прорезались.
— Но почему же ты ничего не сказал мне? — воскликнула мама.
— Не знаю! Я думал… ну, я надеялся, что все обойдется… как-нибудь… а еще мне хотелось сначала прыгнуть, потому что… — Я замолчал. Сейчас все мои объяснения выглядели никчемными, напыщенными и невероятно глупыми. — А теперь я все испортил и выгляжу, как последний придурок.
— Не смей так говорить! — резко оборвал меня отец. — Мы просто должны понять, что на самом деле с тобой произошло, — он сделал глубокий вдох, — и что нам делать со всем этим дальше.
— Я позвоню в полицию, скажу, что ты дома, а то они все еще ищут тебя по городу. — Мама протянула руку к телефону.
— НЕТ! — в один голос закричали мы с отцом.
Мама вздрогнула и отдернула руку.
— Ты же слышала, что они говорят! — Папа ухватил меня за плечо и подтянул поближе к себе. — Они постоянно твердят о необходимости оградить его от опасности! Пока у Тейлора за спиной растут эти крылья, они не позволят ему оставаться дома. Они даже не позволят нам видеться с ним в больнице. Они упрячут его бог знает куда. Поверь мне, Джулия, я знаю, о чем говорю.
— Да-да, конечно, ты прав. Конечно. — Мама грустно кивала головой. — Но что же нам делать?
Я плюхнулся на кровать, чувствуя огромное облегчение от того, что теперь вся эта фантасмагория с крыльями перестала быть только моей проблемой.
— Во-первых, эти клоуны, которые бесновались у ворот больницы, не оставят нас в покое, если узнают, что Тейлор вернулся домой. — Отец решительно направился к стенному шкафу и, раскрыв створки, вытащил из него два небольших чемодана и спортивную сумку. — Нам нужно уехать на несколько дней куда-нибудь, где мы сможем спокойно все обдумать и составить план действий.
— Но Шери… — начала мама.
Я сидел на кровати и смотрел на родителей. Мой взгляд перебегал от одного к другому, словно я следил за теннисным матчем. Внутри росла надежда, что они сейчас возьмут ситуацию под контроль и все уладят, как делали всегда. Мне же останется лишь выполнять их указания, и все будет о'кей.
Но как только мама упомянула имя младшей сестры, я понял, что ничего уже никогда не будет «о'кей», во всяком случае, пока я нахожусь рядом с моими родными.
Я представлял угрозу для всех, кого любил и кем дорожил. Как знать, какие еще мутации могут приключиться со мной? А что, если это окажется заразным? Я не мог подвергать Шери такой опасности. Ее жизнь только-только начинается, и у меня нет права рисковать благополучием младшей сестры.
Карьера отца в штабе ВВС. Работа мамы в университете. Дом, налаженная семейная жизнь, которую они так долго строили. Всем этим они готовы были пожертвовать ради меня.
Я не мог им этого позволить.
Мое сердце сжалось, когда я осознал, что именно мне предстоит сделать. Боль, раздиравшая мое сердце, была в миллионы раз сильнее той боли, которая разрывает тебя при рождении крыльев. Но прежде чем обрушить на них то, что собирался, я должен был выяснить еще одну вещь.
— Мам? — Мой голос дрогнул. — Пап?
Оба одновременно повернулись ко мне, в их глазах застыла тревога. Мне было горько от того, что я уже сделал с ними. И все же я должен был задать еще один вопрос:
— Скажите… я действительно ваш сын?
Повисла секундная пауза — молчание, от которого и душе происходит обвал. Затем родители разразились объяснениями. Они говорили разом, перебивая и дополняя друг друга, и постепенно из их сбивчивого рассказа начала вырисовываться правда обо мне. Я был зачат путем искусственного оплодотворения. ЭКО. Ребенок из пробирки.
По мере того как мама и папа говорили, до нас троих начинало доходить: в процессе оплодотворения произошло нечто необычное с моей ДНК. Врачи что-то сделали с эмбрионом, который им доверили родители.
Теперь до конца жизни, сколько бы мне там ее ни осталось, я никогда не смогу доверять врачам. Я сжал кулаки в бессильной злобе. Ни за что, ни одному врачу на свете!
Из меня посыпались вопросы:
— Куда вы обращались? Где? В какую клинику? Как звали врача?
Я был в бешенстве из-за того, что это случилось со мной, со всеми нами.
Мама прикрыла глаза и потерла виски пальцами:
— Я не могу… не понимаю как…
— Видишь ли, в двух словах так сразу не объяснишь, — начал отец, — мы в то время находились в Пекине, но врач был откуда-то из Европы…
— В Пекине?.. — только и мог выдохнуть я.
— Мама! — раздался голос Шери.
Мы обернулись. Стоя на пороге родительской спальни, сестра терла кулаком заспанные глаза. Любимый плюшевый медвежонок был зажат у нее под мышкой.
— Посмотри, дорогая, — ласково сказала мама, — Тейлор дома.
Шери перевела на меня взгляд и пару раз сонно моргнула.
— Там какой-то дяденька в саду. Мне кажется, он что-то потерял.
Я замер. Мама охнула. Отец резко развернулся и, нацелив на меня
