Зря вы думаете, красотки, что с вами такого никогда не случится, шипела она, обращаясь к хорошеньким юным девчонкам, проходившим мимо. Юность быстро проходит. Юность рассеется, будто сон. Вы все станете такими, как я. Я – это вы в скором будущем.
Ее называли Озерной леди. Девочки жутко ее боялись и с визгом убегали прочь, но ее слова накрепко застревали у них в голове. Френни же, если встречала Озерную леди на улице, всегда давала ей доллар, потому что она не страшилась себя такой, какой ей суждено стать.
Спектакль закончился. Когда они вышли на улицу, Джет быстренько сотворила заклинание «Верь мне» и сказала родителям, что ее одноклассницы из Старлинга устраивают пижамную вечеринку с ночевкой в честь ее дня рождения. Ведь мама с папой этого и хотели? Чтобы их дочка была популярной и у нее было много подруг?
– Какой адрес? – спросил папа.
– На углу Девяносто второй и Третьей, – без запинки ответила Джет. Она заранее отрепетировала ответы на все вопросы, которые ей могли бы задать.
– Мы тебя подвезем, – сказала Сюзанна и подняла руку, чтобы поймать такси.
– Ну, мама… Они подумают, что я маленькая и меня везде водят за ручку.
Джет расцеловалась с родителями на прощание, села в такси и, наклонившись вперед, назвала водителю адрес: Пятьдесят девятая улица. Таков был план, совершенно не связанный с одноклассницами, которых меньше всего волновал день рождения Джет Оуэнс. Но кто-то отчаянно ждал встречи с ней, и этот кто-то уже почти час дожидался ее у южного входа в Центральный парк. Они проведут эту ночь вместе в отеле «Плаза», самом романтичном нью-йоркском отеле, построенном в 1970 году в стиле французского замка. В парке напротив отеля стояла элегантная конная статуя генерала Шермана, созданная скульптором Огастесом Сент-Годенсом.
Леви не только продал прадедушкины часы, но и взял дополнительную работу в аптеке и устроился разносить почту, чтобы скопить денег для этой особой ночи. Когда Джет увидела Леви из окна такси, это было лучшее мгновение в ее жизни. Она была готова влюбиться самозабвенно и безоглядно. На самом деле она уже влюбилась. Расплатившись с таксистом, она бросилась к Леви в объятия. Они целовались и не замечали, что творится вокруг. Гудели машины, на них чуть не наехал велосипедист. Леви рассмеялся и оттащил Джет в сторонку. Он вручил ей подарок. Старое издание стихотворений Эмили Дикинсон.
Если сердцу – хоть одному – не позволю разбиться,Я жила не напрасно[7].Джет уже собралась открыть книгу – ее сердце пело, ее жизнь начиналась сейчас, в эти самые минуты, – и тут из-за поворота с Шестой авеню вылетело такси, в котором сидели ее родители. Они услышали, как она назвала водителю адрес «Плазы», и, заподозрив неладное, решили поехать за ней. Сейчас Сюзанна открыла окно и пронзительно закричала, назвав Джет полным именем, которое редко употреблялось в семье. Бриджет Оуэнс, стой где стоишь!
Джет увидела маму и запаниковала. Такси неслось прямо на них с Леви. Прежде чем родители успели бы выскочить из машины, увезти ее прочь и разрушить ей жизнь, она схватила Леви за руку и крикнула: «Бежим!» Он даже не понял, от чего они убегают, но он знал, что смысл его жизни – защищать Джет. Они побежали ко входу в парк, а родители Джет велели водителю жать на газ, чтобы не упустить беглецов. Таксист не видел, что среди луж на дороге было масляное пятно. Уже стемнело, и в городе пахло свежеразрытой землей.
Прямо напротив отеля «Плаза» таксист потерял управление. Птицы, сидевшие на деревьях, взмыли в небо, тлеющее закатом. Леви оттолкнул Джет себе за спину и встал между ней и машиной, вылетевшей на тротуар. Время замедлилось, Джет успела увидеть, как широко распахнулись его глаза, когда он понял, что сейчас произойдет. Время сделалось густым и тягучим, точно смола. Джет услышала мысли Леви. Не сейчас. Только не так. А потом время снова ускорилось, бросилось прямо им под ноги и опрокинуло наземь. Воздух был словно живым, он ударил в Джет жаркой волной, но Леви успел ее оттолкнуть. Она лежала на холодной земле, а сверху сыпался град из осколков стекла. В мире не было никаких других звуков – ни птичьих криков, ни шума машин, – лишь глухой стук ее сердца. Не было ничего, кроме этого страшного мига, когда такси сбило Леви, и мир раскололся надвое. А потом Джет услышала его голос. Он сказал одно слово, последнее слово. Это было ее имя.
У Черепашьего пруда Френни сбросила теннисные туфли и свесила бледные ноги с края камня. Ночь была идеальной, а Френни всегда беспокоило все идеальное, потому что почти в любой идеальной вещи есть какие-то скрытые изъяны, которые можно разглядеть лишь в микроскоп, только ясным, холодным взглядом. Ее пробрал странный озноб, словно порыв ледяного ветра ворвался прямо ей в сердце. Внезапно ей захотелось заплакать. Без всякой причины.
– Я, наверное, искупаюсь, – сказал Хейлин, уже снимая рубашку. С самого первого дня их знакомства он стремился произвести впечатление на Френни, но сам понимал, что ему далеко до ее удивительного бесстрашия. Казалось, Френни вообще ничего не боится и даже не замечает опасности. Возможно, поэтому рядом с ней ему хотелось быть смелым – надо было быть смелым, – и поэтому он сейчас встал на краю камня, нависающего над водой. Сердце бешено колотилось в груди, чувства захлестывали и лились через край. Если ей хочется, чтобы он был смелым, он будет смелым. – А ты не хочешь поплавать? Давай!
Френни покачала головой. Нет. Она ощущала смутную тревогу, гулкую пустоту в животе, как будто мир сейчас опрокинется и выйдет из-под контроля. В другое время она, наверное, пришла бы в восторг от предложения Хейлина прыгнуть вдвоем в эту темную мутную глубину. Но есть знаки, которыми нельзя пренебречь. Она должна соблюдать осторожность. К тому же ей нельзя плавать с Хейлом; она не сможет нырнуть, вода сразу вытолкнет ее назад, Хейлин заметит и наверняка спросит, почему так, и как она будет ему объяснять? Ему не надо знать правду, а врать ей не хотелось.
Вода была мутной, под поверхностью смутно угадывались какие-то непонятные, замшелые формы. Но Хейлин не отступился. Он сбросил ботинки, расстегнул джинсы и снял с
