– Это был просто несчастный случай, – сказала она. – И ничего больше.
Она подсела поближе к Джет и предложила ей чашку горячего чая, но Джет отказалась.
– Так и должно было случиться, – проговорила она слабым, надтреснутым голосом. – Это моя судьба.
– Не судьба, а вмешательство в судьбу. Над такими вещами никто не властен.
Джет была бледной, почти прозрачной. Она отвернулась от тети, скованная виной и печалью. Изабель сразу же поняла, что племянница потеряла свой дар, ее глаза потускнели, сделались мертвенно-серыми, без света и жизни.
Изабель спала в комнате, где кухарка прежних хозяев дома каждую ночь заливалась слезами. Френни застелила кровать свежими белыми простынями и положила в комод мешочки с сушеной лавандой. Изабель распаковала сумку, в которой привезла ночную рубашку, тапочки и брусок черного мыла.
– Она никогда бы не выбрала смелость, – сказала Изабель.
– Но ведь она выбрала смелость. Разве нет?
– В жизни мы не всегда получаем, что выбираем сами. Я дала ей то, что ей было нужно.
В день похорон Френни перебрала вещи в мамином шкафу и нашла два черных платья. Она с удивлением обнаружила несколько пар красных туфель в самом дальнем углу шкафа: мама категорически запрещала им с Джет носить красную обувь. Френни помогла Джет одеться, сняла с нее ночную рубашку, натянула на нее платье – то, которое красивее. Она обращалась с сестрой, точно с малым ребенком, который сам ничего не умеет. Джет по-прежнему не спала и не ела. Она думала о родителях. Вспоминала, как слышала их приглушенные голоса, когда они разговаривали друг с другом по вечерам допоздна. Если это была не любовь, то очень крепкий партнерский союз. Они были парой, и Джет не могла бы представить себе одного без другого. Теперь она поняла, что очень мало общалась с родителями и давно им не говорила, что она их любит; может быть, даже не знала, что любит. Она знала одно: теперь, когда их не стало, она больше не чувствует себя защищенной. Теперь, когда их не стало, может случиться любая беда. Ее мир изменился и уже никогда не станет прежним. Одетая в черное платье, она сидела в кресле в гостиной. Сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на дверь, словно ждала, что мама с папой сейчас войдут в дом, и тогда, может быть, время повернется вспять, и Леви по-прежнему будет жив.
Винсент – опустошенный, растерянный, с воспаленными глазами – надел черный костюм, который даже не потрудился погладить. Он спустился в гостиную босиком, и Изабель велела ему надеть башмаки. В их роду всех покойников хоронили босыми, и вид Винсента без обуви вызывал нежелательное беспокойство. В похоронном бюро на Мэдисон-авеню гробы были закрыты. Похоронных дел мастеру было сказано, что мать и отца следует обрядить во все черное, а ноги оставить босыми. Для мамы Френни выбрала платье от Шанель и передала вместе с платьем мамину любимую красную помаду и тушь для ресниц: Сюзанна не выходила из дома без макияжа, и Френни решила, что все должно оставаться как было. Для папы Винсент передал черный костюм от «Брук Бразерс» и одну из белых рубашек, сшитых на заказ в Лондоне. Френни нагрела плойку, кое-как распрямила свои непослушные рыжие локоны и накрасила губы бледной помадой, чтобы придать себе более-менее презентабельный вид. Было никак невозможно скрыть рану на лице Джет, хотя Френни старалась замазать шов маминой пудрой. Казалось, на коже Джет отпечатался синий цветок. Даже потом, когда все заживет, шрам останется тоненькой ломаной линией от виска через щеку.
Не то чтобы Джет из-за этого переживала. Она знала, что нет наказания, соразмерного ее вине: она осталась жива в той аварии. Она никак не могла забыть, как Леви встал между ней и машиной, а потом Джет увидела звезды, и он прошептал ее имя, или, может быть, это был просто последний вздох, сорвавшийся с его губ вместе с жизнью.
– Ты же знала, что он нам родня, – сказал Винсент Френни.
– Нет, я не знала. – Френни удивленно взглянула на брата. – Как так?
Винсент пожал плечами.
– Изабель не сказала.
– Джет потеряла свой дар, – печально проговорила Френни. – Я не знала, что так бывает.
Их сестра по-прежнему сидела в кресле, хотя за ними уже приехала машина. Кажется, Джет почти не дышала.
– Ее дар вернется, – сказал Винсент. – Он у нее в крови.
На полированных столах в манхэттенской часовне стояли вазы с оранжевыми и красными гладиолусами. Тетя Изабель, Френни, Джет и Винсент сидели в первом ряду. Никто из семьи не пролил ни слезинки. Хотя они были раздавлены горем, плакать на публике было непозволительно. Несколько пациентов доктора Берк-Оуэнса, присутствующих на панихиде, были безутешны. После службы Френни с Винсентом остались в зале принимать соболезнования, а тетя Изабель увела Джет в вестибюль. Хейлин пришел вместе с родителями, которые были безукоризненно вежливы и отрешенны и подгоняли Хейлина, мол, пора и честь знать. Но он не хотел бросать Френни, хотя Оуэнсов уже ждал лимузин. Пора было ехать на кладбище в Массачусетсе, где тела их родных будут преданы земле.
– Ей надо ехать, – пробормотал мистер Уокер. – Машина ждет.
– К черту машину. Я поеду с тобой, – сказал Хейлин Френни. – Я должен быть рядом.
К ним подошла тетя Изабель.
– Он мне нравится. Пусть едет с нами.
– Нет, – ответила Френни.
Она не хотела впутывать Хейла в дела их семьи. Ей хватило уже и того, что пришлось представлять тетю Уокерам.
– Вы так богаты, – сказала Изабель мистеру Уокеру. – И все-таки так бедны.
Хейлин улыбнулся, случайно подслушав ее замечание.
– Зачем вы грубите? – сказал мистер Уокер.
– Сегодня хоронят мою племянницу и ее мужа. И кто здесь грубит?
– Думаю, папа, мы знаем ответ, – сказал Хейлин.
Френни взяла тетю под руку и отвела в сторонку.
– Не здесь, – прошептала она. – Не сейчас.
– Что, по-твоему, я сделаю с этим ужасным человеком? – сказала Изабель. – Поверь мне на слово, он сам призовет на себя беду. Но его сын… Он не такой. Он настоящий. – Она помахала Хейлину рукой, и он помахал ей в ответ. В отличие от многих других он совсем не боялся Изабель Оуэнс.
Френни подошла к Хейлину и объяснила, что в Массачусетсе собираются только члены семьи и не каждый из посторонних способен выдержать столько Оуэнсов в одном месте.
– Это меня не пугает, – ответил Хейл. – Особенно если они все такие же, как твоя тетя.
– Я позвоню сразу, как только вернусь, – пообещала Френни.
Похороны состоятся на маленьком кладбище в Массачусетсе, на том самом кладбище, которое Френни, Джет и Винсент прошлым летом разглядывали через замшелую кованую решетку и которое не возбудило в них интереса, даже когда они поняли, что на старых надгробиях выбиты только имена Оуэнсов.
