– Но я куплю не тебе. И не себе. А ей!
– Конечно, я знаю. Но вдруг, понимаешь, ей придет в голову угостить нас…
– Ну ладно… – задумчиво согласился Лебрак, и под звон колоколов они вместе со всеми вошли в церковь.
Каждый устроился на своем законном месте, то есть завоеванном в соответствии с собственной силой и крепостью кулака в ходе более или менее долгих споров (лучшими считались те, что были расположены поближе к скамейкам, на которых сидели девочки), и тут же все вытащили из карманов кто четки, а кто сборник молитв с какой-нибудь благочестивой картинкой, чтобы иметь «наиболее подходящий вид».
Лебрак тоже извлек из недр своей куртки старый молитвенник в потертом кожаном переплете и с огромными буквами – наследство подслеповатой двоюродной бабушки – и открыл наобум, просто для того чтобы своим поведением не навлечь на себя новых упреков.
Не особенно интересуясь текстом, он перевернул книгу и уставился в гигантские буквы молитв венчальной мессы на латыни, на которую, сказать по совести, плевать хотел. Мысли его были заняты тем, что он вечером предложит своим солдатам. Лебрак сильно подозревал, что эти типы, как обычно, сами ничего, ну ничегошеньки не придумают и снова переложат на него решение о том, как поступить, чтобы предотвратить серьезную угрозу, в большей или меньшей степени нависшую над каждым из них.
Тентену пришлось пихать его, чтобы он вовремя преклонял колени, вставал и садился. Верный оруженосец мог судить о мощности умственного напряжения своего генерала по тому, что тот ни разу не взглянул в сторону девочек. А те нет-нет да посматривали на него, любопытствуя узнать, «в каком виде» пребывает человек, накануне получивший хорошую взбучку.
Из пришедших ему в голову средств Лебрак, сторонник радикальных мер, выбрал одно, и в конце дня, после вечерни, когда общий военный совет лонжевернцев собрался возле карьера Пепьо, он твердо, хладнокровно и безапелляционно предложил его.
– Чтобы не дать испортить свою одежду, есть всего лишь один надежный способ: не иметь ее. Поэтому я предлагаю биться голышом!..
– Совсем голыми? – воскликнули почти все, пораженные, удивленные и даже немного перепуганные столь суровым подходом, каковой, возможно, шокировал их целомудренные чувства.
– Абсолютно, – подтвердил Лебрак. – Если бы вас так взгрели, вы бы сразу согласились со мной.
И Лебрак, не желая эпатировать слушателей, а только чтобы убедить их, в подробностях описал свои физические и моральные страдания в плену на опушке и болезненную встречу с домашними.
– И всё-таки, – возразил Було, – а вдруг кто-то пройдет мимо, вдруг неподалеку окажется какой-нибудь нищий и стянет наши шмотки или вдруг нас обнаружит Бедуин!
– Во-первых, – продолжал Лебрак, – одежду мы спрячем, а потом, если надо, мы можем оставить кого-нибудь охранять ее! Если кто-то будет проходить мимо и наш вид его смутит, пусть не смотрит. А насчет папаши Бедуина – плевать на него! Вы все прекрасно видели, что я сделал вчера вечером.
– Да, но… – все еще сопротивлялся Було, который, похоже, решительно не собирался демонстрировать себя в чем мать родила…
– Отлично! – вмешался Курносый, категоричным аргументом заставив противника умолкнуть. – Мы-то знаем, почему ты не осмеливаешься показаться совсем голым. Потому что боишься, как бы мы не увидели винное пятно на твоей заднице и не стали над тобой насмехаться. Ты неправ, Було! Ну и что? Тоже мне, родимые пятна на заду, не такое уж это уродство, и нечего стесняться. Просто твоей мамаше, когда она была беременна, очень уж захотелось выпить винца, вот ее желание и отпечаталось на твоем заду. Так бывает. И разве плохо хотеть вина? У беременных всякие желания бывают, и гораздо более гадкие, так-то, старики! Я слышал, как повитуха рассказывала моей матери, что некоторым иногда хочется поесть дерьма!
– Дерьма?!
– Да!
– Ох…
– Да, старики, солдатского дерьма и всякой другой дряни, которую собаки даже издали ни за что не стали бы нюхать.
– Так женщины что, во время беременности становятся сумасшедшими, да? – воскликнул Тета-Головастик.
– Похоже, во время беременности, до и после.
– Так и мой отец всегда говорит, и лично я в это верю, ничего невозможно сделать, чтобы они не раскудахтались, как куры, которых заживо ощипывают; и по каждому пустяку они отвешивают вам затрещины.
– Да, верно. Женщины – гнусное отродье!
– Так договорились мы или нет, бьемся нагишом? – повторил Лебрак.
– Надо проголосовать, – потребовал Було, который решительно не хотел демонстрировать винное пятно, которым материнская жажда украсила ее отпрыска.
– Дурак ты, старина! – фыркнул Тентен. – Говорят же тебе, нам на него плевать!
– Я же не говорю про вас… А… а вельранцы… если они его увидят, мне будет здорово неприятно!
– Послушайте, – вмешался Крикун, которому хотелось всё поскорее уладить, – а что, если Було будет сторожить наши шмотки, а мы – драться? А?
– Ну, нет! – возразили некоторые бойцы, заинтригованные рассказами Курносого и анатомией своего товарища и желающие de visu[18] убедиться в последствиях желания его мамаши. Поэтому они настаивали, чтобы Було разделся, как все.
– Давай-ка, Було, покажи им его, пусть эти идиоты посмотрят! – продолжал Крикун. – Что за дураки! Будто никогда ничего не видели, ни как корова телится, ни как козу ведут к козлу…
Було понял и героически повиновался. Он отстегнул помочи, спустил штаны, задрал рубаху и продемонстрировал всем более или менее заинтересованным лонжевернским воинам «хотимчик», украшающий реверс его портрета. Стоило ему это проделать, как поддержанное Курносым, Тентеном, Крикуном и Гранжибюсом предложение Лебрака было принято единым духом, как обычно.
– Но это еще не всё, – снова заговорил Лебрак. – Нужно определить, где мы разденемся и где спрячем одежду. Если вдруг что и Було увидит, что к нам приперся кто-то вроде отца Симона или кюре, лучше все же, чтобы они не видели нас голыми, а не то дома каждый может огрести по полной.
– Я знаю, – заявил Курносый. И добровольный разведчик повел маленькую армию к небольшому заброшенному карьеру, со всех сторон защищенному кустами, откуда через лесосеку легко было добраться до укреплений Большого Кустарника, то есть до поля сражения.
По прибытии на место среди бойцов раздались возгласы:
– Шик!
– Здорово!
– Черт! Круто!
И правда, место было великолепно! Так что illico[19] было решено, что завтра, отправив вперед на разведку Курносого с двумя другими смельчаками, которые будут прикрывать основное войско, армия придет сюда, чтобы, если можно так выразиться, надеть военную форму.
На обратном пути Лебрак подошел к Курносому и по секрету спросил:
– Как тебе удалось откопать такое славное местечко для раздевания?
– Ха-ха! – отвечал Курносый, бросив игривый взгляд на своего друга и полководца.
В ответ на немой вопрос командира он провел языком по губам и подмигнул:
– Старик! Это связано с женщиной! Я тебе потом расскажу, когда мы останемся вдвоем…
VII. Новые сражения
Вдруг Панург
