– Сейчас они пойдут в атаку, – вполголоса предупредил Лебрак. – Зря мы, наверное, метнули столько камней. Они точно догадываются, что мы их поджидаем. Внимание! Берите свои мешки с камнями, держите их наготове. Я скомандую «Огонь!», а потом сразу «Пли!».
Успокоенный разведданными Тугеля, Ацтек-с-Брода подумал, что противник не показывается и ведет себя так же, как в прошлую субботу, потому что вражеское войско опять пришло без своего генерала и значительно уступает им в количестве бойцов. Он рассудил – и его немедленно поддержали главные советники, все еще воодушевленные воспоминанием о захвате Лебрака, – что хорошо было бы также захватить Курносого, который как раз карабкался на свой дуб.
У него, верняк, не будет времени удрать, на этот раз он так просто не отделается. Его взгреют, и он получит по полной, как Лебрак. Его камни и палки и так уже в их рядах многих поранили, поэтому срочно надо преподать ему хорошенький урок и отобрать у него рогатку.
А пока они дали ему возможность удобно устроиться в ветвях дуба.
Подготовка к бою заняла не слишком много времени, потому что в этих стычках зачастую судьбу победы или поражения решают личная отвага и общий порыв. Так что мгновение спустя уверенные в своих силах вельранцы, бешено размахивая палками и испуская жуткий гортанный боевой клич, стремительно напали на вражеский лагерь.
Казалось, в лагере лонжевернцев возле Большого Кустарника можно было услышать, как пролетит муха: только хлопала праща Курносого, выстреливая свои снаряды…
Притаившись в траве, дрожащие от холода и не осмеливающиеся признаться в этом даже самим себе, голые мальчишки держали в правой руке по камню, а в левой – палку.
В центре, у подножия дуба, стоял Лебрак. Укрывшись за толстым стволом, он свирепо выставил вперед голову, бросая из-под сурово сдвинутых бровей страшные взгляды. Левой рукой он нервно сжимал свой генеральский меч с гардой из веревки от хлыста.
Губы его подрагивали, пока он следил за продвижением противника, готовый подать сигнал к бою.
Вдруг он весь распрямился, как черт из табакерки, всё его скрюченное тело подпрыгнуло на месте, а из горла, словно в приступе бешенства, вырвалось властное приказание:
– Огонь!
И тут же из пращей и рогаток в неприятеля безудержно полетели снаряды.
Град камней, выпущенных лонжевернскими бойцами, угодил в самую середину вельранского войска, нарушив его движение. Над полем сражения звучал надрывающийся яростный голос Лебрака, который во всю силу своих легких вопил:
– Вперед! Вперед! Вперед, черт вас раздери!
И, подобно возникшему из-под земли адскому фантастическому легиону гномов, солдаты Лебрака, потрясая своими рогатинами и мечами и ужасающе вопя, голые, как черви, выскочили из своего таинственного укрытия и в непреодолимом стремлении бросились на вельранскую армию.
Войско Ацтека-с-Брода последовательно испытало все чувства: неожиданности, смятения, страха, паники. Оно замерло, точно парализованное, а потом, перед лицом неминуемой и растущей с каждой секундой опасности, мгновенно повернуло оглобли и ретировалось еще поспешнее, чем атаковало. Вельранцы неслись прочь гигантскими скачками, буквально обезумев, и, пока они мчались до спасительной опушки, ни один из беглецов не осмелился даже оглянуться.
Лебрак по-прежнему возглавлял свою армию: он потрясал мечом, размахивал обнаженными руками и совершал двухметровые прыжки, благо ногами Бог его не обидел. А все его войско, радуясь возможности согреться, на полной скорости кинулось за неприятелем, добравшимся наконец до Большого Окопа, и уже касалось кончиками своих рогатин и копий вражеских ребер. Еще чуть-чуть, и они настигнут вельранцев!
Однако на этом бегство вельранской армии не закончилось. Вот она, стена изгороди, а позади нее – кусты, довольно редкие возле опушки и постепенно становящиеся все более густыми. Отступающее войско Ацтека-с-Брода не стало терять времени, чтобы попытаться гуськом пройти по Большому Окопу. Первые беглецы двинулись было по нему, но остальные без колебаний бросились через кустарник, чтобы, работая руками и ногами, проложить себе путь к спасению.
К несчастью, до предела упрощенный наряд лонжевернцев не позволял им продолжать преследование среди шипов и колючек. Поэтому, остановившись у первых густых зарослей, они смотрели на улепетывающего, растерзанного, побитого, расцарапанного и ободранного неприятеля, на бегу бросающего свои палки, теряющего кепки, роняющего камни. Побежденные продирались сквозь кустарник, словно стадо перепуганных кабанов или загнанных оленей.
А в это время Лебрак с Тентеном и Гранжибюсом прочесывали Большой Окоп. Лебрак уже собирался припечатать карающей дланью трясущееся от страха плечо Мига-Луны, которого уже отходил по ягодицам своим мечом, когда со стороны его лагеря донеслись два резких свистка, прервавшие вражеское отступление и заставившие его с бойцами тоже внезапно остановиться.
Миг-Луна, оставляя за собой характерную пахучую борозду, свидетельствующую о его сильном смятении, смог удрать вслед за всеми остальными и исчезнуть в лесосеке.
Что произошло?
Лебрак и его воины обернулись, обеспокоенные сигналом Було и одновременно озабоченные необходимостью не дать кому-нибудь из светских или церковных стражей общественной морали Лонжеверна и окрестностей, местному или чужаку, застать себя в этом двусмысленном наряде.
С сожалением глянув на спину Мига-Луны, Лебрак выбрался из окопа и вышел на опушку, где его солдаты, выпучив от напряжения глаза, старались понять, что могло стать причиной тревожного сигнала Було.
Курносый, который во время атаки снова слез с дерева и, как мы помним, был одет, осторожно приблизился к повороту дороги, чтобы осмотреть местность.
Увы, это заняло немного времени! И что же он увидел?
Черт подери, эту старую скотину, этого бродягу – папашу Бедуина! Перепуганный до смерти свистками, заставившими его подскочить на месте, Бедуин шарил вокруг своими гадкими зенками, силясь разглядеть таинственную причину этого странного и представляющего неясную опасность сигнала.
VIII. Справедливое возмездие
Donec ponam inimicos tuos, scabellum pedum tuorum[21].
Воскресная вечерняPsalmo… nescio quo[22].
Ианотус де Брагмардо{23}Папаша Бедуин и Курносый одновременно увидели друг друга, но, если мальчишка с первого взгляда прекрасно узнал старика, тот, к счастью, не мог похвалиться тем же.
Правда, своим нюхом бывалого солдата сельский сторож чуял, что шалопай, которого он едва мог разглядеть, имеет какое-то отношение к этому новому делу или хотя бы может что-нибудь рассказать или объяснить. Поэтому он знаком велел ему подождать и прямиком поковылял к мальчишке.
Это сильно озаботило Було, который опасался, как бы старая обезьяна не потащилась в его сторону и не обнаружила склад одежды лонжевернцев. Чтобы не дать ему добраться до этого места, Було готов был пойти на всё, а лучшим способом по-прежнему оставалось подпустить его поближе и обругать, лишь бы только рядом, как в данном случае, оказались деревья и кусты, чтобы укрыться в них и не быть узнанным. Таким образом, расторопно пошевеливая ногами, можно было заманить старика подальше от поля боя:
Однажды