– А как же Федор, которого под Краковом убили? Значит, погнал-таки Кхайду новгородцев на штурм польского города?
– Никто нас никуда не гнал. К Кракову мы подошли, когда город пал. А Федора живота лишили на следующий день. Ватага лесных татей то была.
М-да, знавал Бурцев одного татя. Освальдом кличут…
– Только отошли от города, – хмуро продолжал сотник, – наткнулись на поляков. Выскочили окаянные из леса, с деревьев стрелы метать начали, в драку полезли. И ведь хорошо дрались, стервецы! Я там схлестнулся с одним… Здоровенный такой. Супостат мне кистенем щит проломил, с коня сбросил. Совсем бы зашиб, не подоспей Бурангулка. Лук у него тогда был по-походному – с приспущенной тетивой, но Бурангулка с сабелькой вокруг того поляка кружил, покуда я в себя не пришел. А там уж я и сам обозлился дюже. Завалил татя лесного вместе с лошадью, голыми руками. Меч-то свой обронил. Но зубы ворогу и без меча вышиб. Потом гляжу, Бурангулку сбил с коняги польский рыцарь. Усатый такой пан, вроде как вожак. А мне как раз под руки веточка попалась. Хорошая веточка – что твое бревнышко. Им рыцаря и отогнал. В общем, отбились мы. Но Федора и еще трех человек потеряли. И у Бурангуловых лучников урон был большой…
«Узнаю добжиньца, – подумал Бурцев. – И Збыслава тоже трудно не узнать».
– А с краковским воеводой Владиславом Клеменсом новгородцам драться приходилось? – осторожно поинтересовался он.
– Слыхали, слыхали о таком, – закивал Дмитрий. – Говорят, храбро билась его рать, многих татар положили поляки. Но воеводу Клеменса одолел передовой отряд Кхайду-хана. Сами мы краковских дружинников в глаза не видели.
У Бурцева отлегло от сердца: не хотелось бы ему когда-нибудь признаваться Аделаиде в том, что его соотечественники участвовали в штурме Кракова и разгроме малопольской дружины.
– Значит, городов вы приступом не берете и польские отряды не громите?
– Не-а, не берем и не громим. Нам бы до тевтонов добраться, а уж там… О!
Дмитрий мечтательно закатил глаза.
– А пока не добрались, чем занимаетесь?
– Видишь, вон – мешки? – Дмитрий указал на туго набитые и добротно увязанные кожаные бурдюки. – К этому грузу мы и приставлены. Вся новогородская дружина да лучники Бурангула в придачу.
– И что в мешках-то? Сокровища какие? Дань? Трофеи?
– Гремучая смесь и снаряженные ею громовые горшки. Трясутся татары над зельем этим, что мамка над любимым чадом. Даже когда Вроцлав брали, Кхайду велел держать зелье подальше от осадного тына. Сыма Цзян тогда самолично приезжал за сосудами с громовым порошком. Он вообще частенько к нам захаживает. Все талдычит без умолку: мол, беречь нужно эти турсуки от воды и огня. От огня – так особенно. Да то нам и без его указаний ведомо. Навидались ужо, на что способно бесерменское зелье. Одна искра – и «Отче наш» сказать не успеешь!
Однако ж! Кхайду-хан доверил союзникам-русичам охранять порох. Ответственный пост, ничего не скажешь. Видать, отношения между новгородцами и степняками в этом походе самые что ни на есть добросердечные. Вот так, господа историки, начинается пресловутое татаро-монгольское «иго».
Глава 50Быстроногую молодую кобылицу по кличке Стрела Бурцев получил в ту же ночь. Оружие и прочее снаряжение – на следующей стоянке.
Кольчуга покойного Федора и куполообразный шлем с наносником пришлись впору. Щит Бурцеву Дмитрий тоже вручил из новгородских запасов – не треугольный, рыцарский, а круглый, какими пользовались в бою русские дружинники. А вот вместо меча Бурцев подобрал себе татарскую саблю – крепкую, гибкую, не очень длинную, зато легкую. В конных схватках рубиться такой – одно удовольствие, да и пешего противника сечь сверху сподручнее.
Только оружием дальнего боя обзавестись так и не удалось. Арбалеты в татарском войске почти не использовались, ну а луки…
Дмитрий дал подержать один. Да уж! Жалкие самоделки стрелков из лесной ватаги дядьки Адама не шли ни в какое сравнение с этой убойной машиной. Сила, скрытая в упругих изгибах, казалось, способна метать стрелы без участия стрелка. За долгие века нескончаемых степных стычек кочевники создали идеальное орудие для убийства на расстоянии.
Гуннская – с двумя изгибами – форма; накладная – из дерева, усиленного рогом основа; звенящая тетива сложного плетения… Лук был покрыт специальным лаком, предохраняющим оружие от влаги и пересыхания. Длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, закаленными особым образом в солевом растворе, тоже выглядели весьма впечатляюще.
Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. А ведь в бою опытные лучники порой накладывают на тетиву по две-три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.
– Татары учатся стрелять из лука сызмальства – так же, как и ездить на лошади, – пояснил новгородец. – Первые малые луки-игрушки они получают от родителей уже в три-четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.
Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам – тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, привыкший палить на стрельбище из автомата – никак. Арбалет – еще куда ни шло, но лук степняка…
Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удержать ноющими от напряжения пальцами стрелу на тугой тетиве, как прицелиться, да если на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания!
– Ладно, не старайся понапрасну, – Дмитрий забрал у него лук. – Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.
Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Каждый воин Кхайду-хана должен был иметь палатку или хотя бы пару теплых шкур. Плюс два кожаных мешка-турсука, которые использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и всю его поклажу.
Меню кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо, сухой кислый сыр-крута. Ну, и конечно, провиант, добытый по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней: степняки пускали кровь лошадям и насыщались ею. Впрочем, польские княжества – не безжизненные, выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока не приходилось.
Кроме запасов провизии и воды, каждый воин вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки
