– Японцы, – догадалась Яэль, вспоминая солдатские «Арисаки».
Мириам кивнула.
– Не официально. Ни в коем случае не официально. Великой восточноазиатской сфере взаимного процветания стало слишком неуютно от того, что Третий рейх стоит у них на пороге. Японцы знали, что Гитлер готовится к новым завоеваниям, поэтому они решили, что в их же интересах иметь государство-амортизатор. Они предложили нам ружья, боеприпасы, танки, артиллерию, сырьё… Многие выходцы из Советского Союза в правительстве Новосибирска не желали соглашаться на предложение, особенно принимая во внимание роль, которую Сфера взаимного процветания сыграла в войне, но соблазн создать армию был слишком велик. Мы держали ухо востро, прислушиваясь к новостям в Германии, и отвлекали Рейх пограничными набегами вдоль семидесятого меридиана, пока в Сибири собиралась новая армия. Мы уже мобилизовались, когда ты предупредила Ветрова о том, что должно случиться на Балу Победителя.
– Но Ветров… он сказал, что нас похитили, чтобы использовать в качестве политического рычага. Как разменную монету для возвращения территорий Московии. Зачем было тратить силы на это, когда у вас уже имелась полноценная армия? – размышляла Яэль вслух. – И зачем похищать японских гонщиков?
– В Новосибирске посчитали, что всеобщая любовь к участникам Гонки Оси окажет на Германию давление, достаточное для того, чтобы принять наши требования и вернуть территории без жертв. Японцы поддержали эту идею, в этом случае они могли правдоподобно отрицать собственное вмешательство, – пояснила Мириам.
Правдоподобно отрицать вмешательство. Это объясняло и тот факт, что модели «Арисак» были старинными, а сами они – новыми. Винтовки типа 30 и 38 кочевали по Азии и Европе со времён Русско-японской войны полвека назад. Если бы на них надавили, японцы могли бы выйти сухими из воды, заявив, что советская армия сохранила винтовки с прошлой войны.
Целая армия беженцев в советской форме и с японскими ружьями марширует в сторону Москвы. Знал ли об этом Райнигер? У него была связь с Новосибирском, но информация, которой они обменивались, оказалась слишком ограниченной. Ветров понятия не имел о деталях миссии Яэль. Они знали лишь то, что грядёт путч.
Добавление к уравнению полноценной неучтённой армии изменило его так же кардинально, как и не-смерть фюрера.
– Ваша армия достаточно сильна, чтобы, вернув, удержать Москву? – спросила Яэль.
– До настоящего времени всё было просто. – Мириам улыбнулась, но слова её были осторожны. – Эта часть Лебенсраума мало заселена… Большинство пограничных фермеров запуганы годами постоянных набегов, а военные аванпосты Рейхскомиссариата недостаточно оборудованы, чтобы выдержать подобный натиск. Чем дальше мы продвинемся на запад, тем больше это изменится, особенно когда мы окажемся рядом с Москвой. Возможно, мы слишком сильно полагались на то, что обещанный путч ослабит национал-социалистов. Пока мы точнее не узнаем, что происходит в центре Рейха, можно лишь догадываться об исходе.
– Из Германии нет никаких новостей? – спросила Яэль, пытаясь удержать в душе грозовое облако.
Райнигер и Хенрика ещё живы. Ещё борются. Они должны! Но нет способа узнать это наверняка. Попытка связаться с друзьями с помощью одной из полевых радиостанций Пашкова будет тщетной. Ей понадобятся «Энигма» и соответствующие роторы, чтобы сообщения, передаваемые в подвал пивной и обратно, имели смысл.
– Никаких, кроме выпуска «Разговора с Канцелярией». Мы не сомневаемся, что спасение Гитлера многое изменит. – Улыбка сошла с лица Мириам, сменившись решимостью. – Но пути назад уже нет. Теперь мы можем делать лишь одно.
– Что именно? – За тысячи километров от друзей, без возможности узнать, живы они или нет, Яэль была в смятении. Она сделала так много. Но недостаточно. Всё вокруг менялось, менялось, менялось, не поддаваясь контролю.
Но когда взгляд Мириам, горящий золотом и стремлением, встретился с её, Яэль начала верить, что всё возможно. Её третий волк жив! Армия уже в пути!
– Надеяться, – поведала Мириам. – Надеяться и сражаться.
Глава 21
Лихорадочные кошмары продолжали приходить – тёмные, как плесень, опутывающие своей паутиной. Феликсу снилось, что он стоит у люка в Иммельмане IV и сжимает тросы парашюта, чтобы в следующую секунду понять, что это всего лишь горчичные нитки обивки старого стула Мартина, которые распускаются всё больше и больше, чем сильнее Феликс их тянет. Стая собак вырывается из темноты и утаскивает его через люк в небо. Они воют, Феликс кричит.
Он падает! Падает! Ради Адель!
Внезапно парашют раскрывается, вздымаясь вокруг него, медленно скользя вниз. Он опускается у ног старухи, которая смотрит на Феликса так же, как когда-то его мать – глаза одновременно светятся любовью и страхом. Выражение человека, готового к потерям, боящегося их. Феликсу хочется сказать ей, что всё будет хорошо. Он вернется в Германию. Он всё починит.
Но затем морщины старухи начинают слезать – лицо скручивается, как плохо наклеенные обои, обнажая черты той девушки. Парашют вновь подхватывает Феликса, поднимает, уносит – белизна и кровь. На этот раз он падает у лап полузверя. Мех покрывает голову и уши мужчины; на руках острые серебряные когти. Воздух тяжёл от ужасной вони: гнилых яблок, из которых вытекли все соки. Нет, не яблок. Мяса…
Феликс понимает – внезапно, панически, – что ему нужно убираться отсюда. ЕМУ НУЖНО УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА! Но везде руки, руки, они держат Феликса, пока серебряные когти подбираются ближе к его пальцам.
Кошмар потух, когда зверь приступил к трапезе.
* * *Феликс знал, что не спит, из-за боли в пальцах. Было такое чувство, словно сапог Баша опускается на них снова и снова. Каблук, треск, поворот. Феликс решил, что боль – хорошее дело, признак исцеления. «Боль лечит, – всегда говорил папа о ссадинах, полученных на гоночной трассе. – В скором времени ты снова сядешь на мотоцикл!»
Время… сколько времени? Слишком поздно Феликс вспомнил, что часы Мартина сломались. Левая рука уже легла на грудь, выискивая механическое сердце, но вместо этого обнаружилось, что она исчезло! Кто-то снял с него форму Гитлерюгенд, заменив её чистой майкой.
– О, господин Вольф! – в поле зрения появилось лицо Луки. Волосы его падали на лоб, ухмылка терялась в отросшей бороде. Но Феликс знал, что ухмылка здесь, не взирая ни на что. Она – такая же неотъемлемая часть Победоносного, как его вонючая куртка. – Добро пожаловать в реальность.
Взгляд Феликса сфокусировался на потолке. Узловатые деревянные балки. Те же самые, что и раньше… Они никуда не делись, и, судя по отросшей бороде Луки, прошло уже слишком много времени. Баш ждал в Германии, его металлический каблук завис в воздухе… готовый забрать всех, кого Феликс любит.
– Г-где девчонка? – спросил он.
– Знаете, господин Вольф, вам в самом деле стоит поработать над запоминанием имён.
Запоминанием имён? И это говорит парень, который считает своим призванием переименовать всех вокруг самым изощрённым
