С трудом верилось, что когда-то Феликс искренне восхищался Лукой Лёве. Когда свеженапечатанные плакаты 1953 года заполнили витрины магазинов и углы домов, Феликс с дикой завистью рассматривал их. А кто не будет завидовать самому молодому Победоносному в истории? Какой мальчишка Рейха из плоти и крови не захотел бы позировать для плакатов на новейшем Цюндаппе в блестящей чёрной куртке?
Теперь чувства стали иными. Были таковыми уже какое-то время. Истории Адель после гонки 1955 года оказались совсем не лестными (скорее, от них чесались кулаки), и Победоносный мало что сделал, чтобы доказать, что это всё неправда. В жизни Лука Лёве безоговорочно был самым невыносимым, напыщенным мудаком, которого он когда-либо встречал.
Как бы Феликс ни был раздражён, он понимал, что крики только усугубят ситуацию: «Отлично. Где…»
– Ты вообще знаешь её имя? – Лука поднял брови.
Феликс многое знал об этой девчонке. Она преступница. (Баш назвал её заключённой, и поводов спорить с офицером СС у Феликса не было. Хорошие люди не похищают людей, не лгут, не убивают…) С неё начался проект «Доппельгангер». Она сильна, достаточно сильна, чтобы вырубить Феликса в Императорском дворце, чтобы вытолкнуть его из летящего самолёта. Она казалась печальной, настолько, что её душа просто не могла вместить всю эту горечь; но в то же время она была очень, очень одарённой актрисой, так что, в итоге, Феликс не представлял, что ему известно об этой девушке на самом деле.
Однако имя её от него ускользнуло.
– А ты моё? – ответил вопросом на вопрос Феликс.
– Конечно, Фритц. Что же о Яэль… – Взгляд Луки метнулся к двери. – Я не уверен, где она. Как много ты помнишь?
– Я… я не знаю.
Вспомнить было не сложно. Проблематичней оказалось отделить реальность от кошмаров. Лихорадка смешала вместе две реальности. Эти буквы на могильных камнях – меняющиеся, перестраивающиеся, лгущие о смерти. Слезающее лицо старухи. Заляпанный кровью человек-медведь, впивающийся в плоть Феликса серебряными когтями.
Это было частью кошмаров. Должно быть.
– Мы выпрыгнули из самолёта, – начал Лука.
– Это я помню, – возмутился Феликс.
Лёве в ответ пожал плечами.
– Я так и подумал. Но история звучит более впечатляюще, если начать её с этого момента. В общем, мы выпрыгнули из самолёта, шли, пока ты не вывалил на нас весь лихорадочный бред…
– Это я тоже помню.
– Ты мне дашь рассказать эту грёбаную историю или нет?
Снова Феликсу захотелось на него наорать. Снова острая, как нож, боль пронзила сломанные пальцы. Всё – внутри и снаружи – болело так сильно, что спорить не было сил, поэтому Феликс принялся разглядывать потолок, пока Лука рассказывал свою версию событий.
– Мы играли в домик, я был дровосеком, рубил дерево для печи; тут ввалилась советская армия, и Яэль использовала свой ловкий трюк со сменой лиц, чтобы от них избавиться…
Трюк со сменой лиц. Именно. Девчонка умеет менять лица. Лицо старухи было реальным. А если так… С большим трудом Феликс поднял правую, перевязанную руку к лицу. То, что он увидел, было совершенно бессмысленно.
Последние два пальца исчезли, были отрезаны у самого основания. Но оба горели: раздробленные кости, сухожилия в огне. Феликс смотрел и смотрел. Он провёл левой рукой там, где раньше были пальцы. Рука ни с чем не столкнулась.
Лука всё говорил, но голос его звучал словно из-под воды.
Пальцев не было. Но они болели.
Болели.
Болели.
Это кошмар. Должно быть кошмаром.
Крик Феликса был достаточно громким, чтобы пробиться сквозь шок. Звук, полный боли, агонии его несуществующих травм. Дверь в хижину распахнулась, и на пороге появился мужчина с красным крестом на одежде. Только теперь, в полном сознании, Феликс увидел, что это никакой не человек-медведь, а просто медик в мохнатой шапке-ушанке. Медик оттеснил Луку, снимая колпачок с крошечного, исписанного кандзи шприца. Феликс ощутил холод, когда ему задрали майку. Потом был укол – и тепло.
Феликс никогда раньше не принимал морфий, но его действие он узнал мгновенно. Тепло тянуло живот, поднимая внутренности. Стон оборвался, сменившись дрожью. Медик проверил повязку и дал ему таблетку, а вместе с ней глоток воды из фляжки, чтобы избавиться от горечи.
– Где наша подруга? – услышал Феликс обращённый к медику вопрос Луки, когда мужчина уже собирался уходить. – Что вы сделали с Яэль?
От этих вопросов Феликсу снова захотелось кричать. Девчонка не была ему подругой, неважно, сколько печали или сожаления таилось в её взгляде. Пальцев больше не было – детали оказались на свалке, не подлежали ремонту. И Вольфов ждала та же судьба, если уже их не настигла. Всё это – боль, потеря, пустота – её вина. ЕЁ!
У медика не было ответов. Дверь хижины открылась и захлопнулась.
Неужели мудак хмурится? На лбу пролегла морщинка, которой Феликс раньше никогда не видел – сосредоточенность и напряжение в форме буквы V.
– Жаль твои пальцы, господин Вольф. Я видел рану. Если бы Яэль её не промывала, если бы советская армия не приехала именно сейчас, ты бы не задержался в этом мире. Стал бы пищей для ворон. Считай, что тебе повезло.
Повезло? Феликсу захотелось ударить этого сукиного сына, но стоило попытаться сжать кулак, и боль вернулась. Слишком сильная, слишком яркая, чтобы её успокоила свежая доза морфия. Феликса едва не вывернуло.
– Эй, полегче. – Морщинка на лбу Луки разгладилась. – Не надо размахивать кулаками.
Нет, Феликс уже не сможет ударить правый хук. Не сможет скрутить дроссель Цюндаппа и держать многие, многие инструменты, которые обычно использовал для ремонта.
– Я всё ещё их чувствую, – прошептал он.
Это не было вопросом, и Феликс совсем не ожидал ответа, но Лука всё же его предоставил: «Фантомные боли. Тело считает, что отсутствующая часть до сих пор с ним. Продлится какое-то время. У моего папы они были. Он потерял руку на войне, стал из-за этого тем ещё мерзавцем…»
Фантомные боли. Такая боль не лечит.
Дверь снова открылась, впуская в комнату рёв двигателей. Солдат приказал Луке подняться, вытолкнул Победоносного на улицу дулом винтовки. Ещё двое мужчин встали по обеим сторонам носилок Феликса (настоящих, понял он теперь, никаких больше окровавленных парашютов) и подняли его в воздух. Именно тогда морфин раскрыл небеса в его теле, с каждой секундой поднимая Феликса выше, выше, в безболезненную высь. Ту, которой ему не нужно было бояться.
Глава 22
В третий раз за две недели Луку захватывают враги и ведут куда-то под прицелом ружья, крича на незнакомом языке. Какая раздражающая тенденция, – думал Лука, пока солдат подгонял его вперёд, мимо пепелищ советских костров. Можно ли быть магнитом для смертельной опасности? Пока шёл по деревне, он вертел головой, пытаясь отыскать Яэль. Её яркие волосы было легко заметить (если она снова не сменила лицо), но вокруг не было ни намёка на фройляйн. Повсюду
