– Не было у вас плюшевых медвежат. Скорее чертики…
Алисия одарила его той особой улыбкой, какие проникают в сердце и подавляют волю. Варгас опустил голову.
– Давайте, звоните князю тьмы и поделитесь с ним своими маленькими секретами, – произнес он, направляясь к двери. – И закройте двери.
– Варгас!
Он задержался на пороге.
– Спасибо.
– Прекратите благодарить меня из-за ерунды.
Алисия подождала, пока его шаги затихнут на лестнице, и сняла телефонную трубку. Прежде чем набрать номер, вдохнула поглубже и зажмурилась. Прямая линия апартаментов не отвечала. Алисия знала, что Леандро держит в «Паласе» и другие комнаты, хотя ей никогда не приходило в голову спрашивать, для чего он их использовал. Она позвонила на коммутатор. Дежурившая ночью телефонистка знала ее голос, и Алисии не пришлось объяснять, кого она ищет.
– Минуточку, сеньорита Грис. Соединяю с сеньором Монтальво, – прощебетала телефонистка. Голос ее ни на йоту не утратил музыкальности, несмотря на поздний час.
Алисия услышала звонок на линии, а затем трубку сняли. Она представила, как Леандро сидит в темноте где-то в недрах «Паласа» и взирает на площадь Нептуна у своих ног и на небо Мадрида, затянутое черными тучами в преддверии рассвета.
– Алисия, я думал, ты уже не позвонишь.
– Прошу прощения. У меня случился приступ.
– Печально слышать. Теперь тебе лучше?
– Намного.
– Варгас с тобой?
– Я одна.
– С ним у тебя все в порядке?
– Да. Никаких проблем.
– Если хочешь, чтобы я избавил тебя от него, я мог бы…
– Не нужно. Я не возражаю, чтобы он находился рядом, на всякий случай.
Повисла пауза. Когда Леандро так замолкал, он не издавал ни звука, не слышалось даже его дыхания.
– Позволь заметить, я тебя не узнаю. Впрочем, я рад, что вы поладили. Я думал, что вы, возможно, не сойдетесь, учитывая его трагическую историю.
– Какую историю?
– Не бери в голову. Это несущественно.
– Мне не по себе, когда вы начинаете говорить уклончиво.
– Он не рассказывал тебе о своей семье?
– Мы не обсуждали личные темы.
– Тогда мне не хотелось бы выступать в роли…
– Что произошло с его семьей?
Возникла новая пауза. Алисия представила, как Леандро улыбается, облизывая губы.
– Года три назад он потерял жену и дочь в автокатастрофе. Ехал пьяный за рулем. Его дочь была твоей ровесницей. Он очень тяжело переживал случившееся. Его едва не уволили со службы.
Алисия молчала. Из трубки раздавалось дыхание Леандро.
– Он тебе не рассказывал?
– Нет.
– Полагаю, Варгас предпочитает не ворошить прошлое. В любом случае надеюсь, что никаких осложнений не возникнет.
– О каких осложнениях вы говорите?
– Алисия, ты отлично знаешь, что я не вмешиваюсь в твою личную жизнь, хотя, видит Бог, порой мне нелегко понять твои вкусы и предпочтения.
– О чем вы?
– Ты прекрасно понимаешь, к чему я веду.
Она прикусила губу и проглотила слова, обжигавшие рот:
– Не будет никаких осложнений.
– Превосходно. А теперь расскажи, что нового ты для меня приготовила.
Алисия глубоко вздохнула и крепко сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Когда она начала отчет, ее голос вновь стал кротким и мелодичным – именно так она приучила себя разговаривать с Леандро.
Несколько минут Алисия описывала события, произошедшие после их последнего разговора. Ее изложение было лишено ярких подробностей и эмоциональных оттенков, она лишь перечисляла очередность предпринятых шагов, не распространяясь о причинах или догадках, побудивших действовать именно так. В списке исключений – того, о чем она умолчала – главное место занимал эпизод с похищением книги Виктора Маташа из ее квартиры накануне ночью. Леандро слушал терпеливо, не перебивая. Завершив отчет, Алисия замолчала, смакуя затянувшуюся паузу, которая подтверждала, что Леандро впитывал и переваривал ее слова.
– Почему у меня ощущение, что ты рассказала не все?
– По-моему, ничего важного я не упустила.
– Итак, осмотр автомобиля, предположительно использованного, скажем так, для бегства, не привел ни к каким результатам. Выявил только следы насилия и некий каталог цифр. Мы не знаем, к чему его приложить и имеет ли он связь с делом. Ты по-прежнему настаиваешь на версии с книгой какого-то Маташа, хотя, боюсь, это приведет нас к ряду библиографических открытий, весьма интересных с точки зрения литературоведения, но совершенно бесполезных для успешных поисков Маурисио Вальса.
– Есть новости у официального полицейского расследования? – спросила Алисия, желая перевести разговор на другую тему.
– Нет ничего существенного и не ожидается. Достаточно сказать, что кое-кому пришлось не вкусу, что нас пригласили на праздник, хотя и через черный ход.
– Поэтому за мной следят?
– Да, а еще и потому, что кое-кто не в состоянии поверить, будто нас удовлетворит результат, если наши друзья из полиции получат все лавры и медали в тот день, когда мы найдем сеньора министра живым и здоровым и преподнесем его полицейским на блюдечке, перевязав цветной лентой.
– Если мы его найдем!
– Твой пессимизм – для красного словца или ты о чем-то умалчиваешь?
– Я имела в виду, что трудно найти человека, который, может, этого совсем не хочет.
– Я предлагаю трактовать сомнение в свою пользу и не обращать внимания на пожелания сеньора министра. И наших коллег из управления. И потому рекомендую тебе соблюдать осторожность с Варгасом. Верность мундиру – привычка, от нее за один день не избавишься.
– Ему можно доверять.
– И это говорит женщина, которая даже себе не доверяет! Я не открываю тебе новых истин, ты и сама все прекрасно знаешь.
– Не беспокойтесь. Я буду осторожна. Что-нибудь еще?
– Звони мне.
Алисия собиралась пожелать шефу спокойной ночи, но он уже повесил трубку.
19Свет угасал над лужицей растопленного воска, где плавал бледно-голубой язычок пламени. Вальс поднес руку, которой уже не чувствовал, к светящемуся пятну. Кожа приобрела черно-лиловый оттенок. Пальцы раздуло, и ногти начали отделяться от фаланг, а из-под них сочилась вязкая жижа, издававшая жуткий запах. Вальс попробовал пошевелить пальцами, но рука не работала. Его кисть стала куском мертвой плоти, прилепившейся к телу, и от нее уже поползли вверх по руке черные линии. Он чувствовал зараженную кровь в венах, туманившую рассудок и ввергавшую в состояние тревожного, лихорадочного забытья. Понимал, что если промедлит еще несколько часов, сознание окончательно покинет его. Он умрет от интоксикации из-за развития гангрены, превратившись в бездыханное тело, которому не суждено больше увидеть солнечный свет.
Пила, оставленная в камере тюремщиком, лежала рядом. Вальс несколько раз примеривался к ней. Попробовал надавить зубьями на пальцы, которые ему уже не принадлежали. Сначала он ощущал отголоски боли. Теперь совсем ничего не чувствовал, только тошноту. Горло саднило от криков, стонов и отчаянной мольбы о милосердии. Вальс знал, что время от времени его навещали. Когда он спал. Или бредил. Как правило, в темницу приходил человек в маске, тюремщик. Порой в преисподнюю спускался ангел, который возник у двери машины за мгновение до того, как нож разрубил руку и он потерял сознание.
Что-то пошло неправильно. Где-то он допустил ошибку в расчетах и прогнозах. Мартина тут или не было, или он не желал показываться. Вальс предпочитал
