Я пытался говорить сурово, но голос мой дрожал и срывался.
Его глаза закрылись, потом снова открылись.
— Веселье еще не началось, сынок. Это была разминка.
— Не-е-ет! — заорал я и бросился на него. У меня возникло внезапное побуждение схватить его и разорвать на куски.
Но не успел я подлететь к кровати, как вновь услышал этот звук. Громкое чириканье.
Зашатавшись, я остановился. Вдруг нахлынуло головокружение, слишком сильное, чтобы идти. Потолок и пол, казалось, устремились друг другу навстречу.
Я замотал головой, пытаясь стряхнуть это странное чувство.
А потом снизу позвала мама:
— Джексон? Ты дома? Иди вниз и поздоровайся! Приехали тетя Ада, дядя Джош и твой кузен Ноа!
Я застонал. Кузен Ноа? Ему восемь, и ведет он себя так, что хватило бы на двоих. Терпеть не могу ужинать с ним. Вечно у него еда прилипает к зубам. И он все время ноет, ноет, точно маленький.
Но деваться было некуда. Отвернувшись от Слэппи, я направился к двери. И уже шел по коридору, когда до меня донесся его хриплый окрик:
— Желаю приятного ужина, сынок!
21
Я поспешил вниз. Все уже собрались за столом.
Я обнял тетю Аду и пожал руку дяде Джошу. Ноа показал мне язык и издал неприличный звук.
— Ноа, это так ты здороваешься с кузеном? — нахмурилась тетя Ада.
Он засмеялся.
— Да. — И снова издал такой же звук.
Дядя Джош только головой покачал. Они с тетей Адой — полные противоположности. Она худощавая и болтает без умолку. Он же — толстенный и молчаливый. Я всегда думал, что они похожи на соль и перец. Даже волосы у нее черные, а у него седые.
У Ноа круглая детская физиономия, коротко стриженные каштановые волосы, торчащие как пушок на яйце, и торчащие передние зубы, придающие ему сходства с кроликом Багзом Банни. Он всегда носит мешковатые футболки и шорты. Штанов он не жалует.
Я занял место рядом с Рэйчел. Она постукивала ложкой по тарелке, ожидая, когда ей нальют супа. Рэйчел страшно нетерпелива за едой.
Мама разлила суп. Затем она сказала:
— Джексон, расскажи тете Аде, как тебе понравился купленный ею свитер.
Я открыл рот, чтобы сказать… но голова вдруг стала тяжелой. Я почувствовал себя очень странно.
— Шикарный свитер, — сказал я тете. — Я его даже не надеваю. Я использую его вместо носового платка.
— Вместо чего?! — распахнула рот тетя Ада.
— Да, я сопли в него высмаркиваю, — сказал я.
Ноа был единственным, кто засмеялся. Папа уронил ложку. Рэйчел вытаращилась на меня, как на невиданного зверя.
Мама прищурилась:
— Джексон! Это была шутка?
— Твой суп шутка, — сказал я. — Я блевал с жратвы и получше!
Ахнув, мама чуть не свалилась со стула. Ноа поперхнулся супом. Тетя Ада хлопнула его по спине.
Я говорил эти чудовищные вещи и ничего не мог с собой поделать.
Слэппи был у меня в голове. Он полностью управлял мной. Это были его ужасные шутки, а он заставлял говорить их меня.
Я не мог остановиться. Я зачерпнул ложку горохового супа.
— В жизни не видывал такого дерьмища, — сообщил я.
И повернулся к дяде Джошу:
— Ты действительно такой жирный? Или кто-то надувает тебя по утрам? Не тебя ли я видел вместо дирижабля на параде в честь Дня Благодарения?
Он нахмурился. Посмотрел на мою мать. Было видно, что он сконфужен.
— Прости, — сказал я. — Ты не жирный. Ты СЛИШКОМ ТОЛСТ, чтобы назвать тебя просто жирным. Где ты шмотками затариваешься? В магазине «Боровок»?
Тетя Ада вскочила. При этом она задела тарелку, и суп забрызгал скатерть.
— Джексон, это совсем на тебя не похоже! — вскричала она. — Не могу поверить, что ты такой грубиян.
— А я не могу поверить, что ты такая уродина, — парировал я. — Ты берешь уроки уродства?
— Ну хватит! — завопила мама. Она тоже вскочила, подлетела ко мне и положила руку мне на лоб. — Ты сам не свой. Тут что-то неладное. Ты заболел?
Я стряхнул ее руку.
— Привыкай, — сказал я. — Привык же я к твоей шимпанзячьей образине. Ты такой родилась, или это тебя машиной шарахнуло?
Я повернулся к папе.
— А ты вообще как из ужастика вылез. Давно в зеркало гляделся?
— Джексон, хватит! — рявкнул он. — Тебя кто-то подбил всех оскорблять?
— А тебя кто-то подбил быть таким кретином? — ответил я. — Тебе вроде бы тридцать шесть, но это твой возраст или уровень интеллекта?
Я погрузил ложку в суп и плеснул им в лицо Ноа. Тот испуганно взвизгнул.
Тут уж все повскакивали на ноги. Мама и папа взяли меня за плечи и вытолкали из столовой.
— Ты что, спятил? — бушевал папа. — Ты в своем уме?
— Может, вызвать врача? — спрашивала мама дрожащим голосом.
— Он плохой. Он стал плохим! — восклицала Рэйчел. Широкая улыбка играла на ее лице.
Папа отвел меня к лестнице.
— Ступай в свою комнату. Сиди там, пока не будешь готов вернуться и попросить прощения?
— Держи карман шире, — сказал я.
Они следили, как я поднимался по лестнице, что-то бормоча и качая головами.
Я ввалился в свою комнату. Голова, казалось, сейчас лопнет. Все кошмарные вещи, что я успел наговорить, так и звучали в ней.
Я поднял глаза на Слэппи, примостившегося на моей кровати.
Он ухмыльнулся мне:
— Как прошел ужин, сынок?
22
Я бросился через всю комнату и сгреб Слэппи за плечи. И затряс, затряс изо всех сил.
Из его открытого рта вырвалось хихиканье.
Я шваркнул его спиной в стену. Моя грудь вздымалась. Я с трудом дышал.
— Не называй меня сыном, — сказал я.
Он снова захихикал.
Как такое может быть? Он же просто кукла. Он сделан из дерева и пластмассы.
Снизу доносились голоса. Все говорили наперебой.
— Послушай их, — сказал я. — Послушай, как они огорчены. Они хотят показать меня врачу. Они знают, что я так себя не веду. Они знают, что я говорил это не от чистого сердца.
— Непруха, — буркнул болванчик.
— Зачем? — закричал я. — Зачем ты заставляешь меня творить такие ужасные вещи?!
Его глаза мигнули.
— Зло — само по себе награда, — произнес он. — Расслабься, сынок. Ты научишься любить его!
— Не-е-е-е-ет! — выкрикнул я. — Нет, не научусь. Ты должен остановиться. Ты должен оставить меня в покое!
— Успокойся, сынок, — сказал болванчик. — Я горжусь тобой. Ты проделал долгий путь. Ты был лучшим, добрейшим, милейшим на свете ребенком. А теперь ты так же жесток и безумен, как я. — Он хохотнул. — Есть чем гордиться!
— Нет. Ни за что… — запротестовал я. — Ты не можешь…
Послышалось чириканье. Комната задрожала.
Сидя на кровати, Слэппи откинул голову назад. Он распахнул свой деревянный рот и расхохотался.
И… и… я ничего не мог с собой поделать. Я не мог владеть собой.
Я тоже откинул голову назад — и захохотал вместе с ним.
Я хохотал и хохотал. Безумным, страшным смехом.
Я не мог остановиться, даже когда увидел, что кто-то возник на пороге.
Рэйчел. Она стояла в дверях. Смотрела на меня во все глаза, руки на поясе — а я смеялся вместе с болванчиком.
Я не мог остановиться, пока она не
