Длинные ногти заскребли в воздухе. Сегодня они были чистыми, острыми и почти прозрачными. Абсолютно не такими, как во сне. Теперь Уля точно знала, что Гус никогда бы не стал ходить в тумане, ощупывая стену, как тот, кто встретился ей на поле. Эта работа была слишком грязной для старика в бархатном пиджаке.
Рука требовательно повисла в воздухе, все, что оставалось Уле, – вложить в нее свою ладонь, скрывая дрожь отвращения.
– Давай-давай, девочка, – проворковал Гус, помогая ей спуститься. – Ты сегодня единственная, кто вернулся с добычей. – Помолчал и потянул Улю к себе, понизив голос. – Единственная, кто вообще вернулся.
Полынная горечь его дыхания была зловонной. Терпеть ее у своего лица, вслушиваться в мерзкий шепот, смотреть, как натягиваются морщины вслед за злобным оскалом рта, оказалось настоящей пыткой. Но Уля заставила себя остаться без движения. Ни единого порыва отстраниться, ни одного всплеска эмоции. Иначе отвращение и ужас захлестнули бы ее с головой.
«Все потом», – пообещала она себе, уже представляя, как завалится на отцовский диван и будет рыдать, кусая угол продавленной подушки.
– Понравился тебе мой зверь? – продолжал Гус, стискивая ее ладонь в своей. – Туман. Правда он душка?
– Не он, – прохрипела Уля, сдерживая тошноту. – Они. Тени.
– Рассмотрела? – так и ахнул Гус, театрально склонил голову вбок, и стал похож на старого циркового ворона. – Далеко пойдешь, девка! Если, конечно, принесешь мне подарочек. Один остался? А времени сколько?
– Одиннадцать дней, – выпалила Уля, сама удивляясь такой точности.
Старик потянул ее руку к себе, оголяя запястье. Полынная веточка на коже была хорошо видна. Четкие линии, яркий цвет чернил. Гус внимательно осмотрел ее и покачал головой.
– Одиннадцать. Да, одиннадцать. Время еще есть. Подсказку помнишь?
Ульяна отвела глаза. Произносить последнюю строчку глупого стишка ей не хотелось. Слова, готовые сорваться с губ, могли овеществить произнесенное. Но Гус не отпускал ее, все сильнее сжимая пальцы.
«Будет синяк», – равнодушно подумала Уля, а вслух произнесла:
– Смертью, принятой по любви…
– Это три, – закончил вместо нее Гус, мерзко хихикая. – Интересная будет история, жду не дождусь ее услышать. – И продолжил другим, равнодушным голосом: – Ищи вещицу, Ульяна. Иначе в следующий раз туман тебя настигнет и не пощадит. Как всех неуспевших, что были до тебя.
– Что он делает с ними? И правда… сжирает? – не удержалась от вопроса Уля, сама понимая, что старик – совершенно не тот, с кем можно было бы об этом поговорить. – Или все-таки уносит с собой?.. – Слова о стене чуть было не вырвались из нее, но Гус их опередил.
– Не твоего ума дело, – резко оборвал он. – Одиннадцать дней, поняла? – И, дождавшись кивка в ответ, брезгливо поморщился. – Ну так пошла отсюда! Чего стоишь?
Дважды повторять ему не пришлось. Уля выронила мешки, которые продолжала держать, напрочь забыв об их существовании, и боком двинулась к выходу, моля всех известных богов, чтобы Гус не передумал ее отпускать. Но тот, потеряв всякий интерес, вернулся к креслам, сел и принялся листать оставленные завучихой файлы.
Уля вышла из дверей зала и медленно осела на пол. Ноги не держали, во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу и никак не желал отделяться. Дрожащей рукой Уля провела по лицу, а когда отняла ладонь, то увидела, что всю ее покрывает седая пыльца цветущей полыни. Она бы еще долго сидела так, с отвращением рассматривая, как переливается серебряная пыль на ее пальцах, но в коридоре раздались шаги.
Ленивой походкой к ней приближался парень, похожий на физрука. В одной руке он вертел цепочку от свистка, а в другой нес Улину спортивную сумку, полную ее жалких шмоток, так стремительно собранных в коммуналке.
Уля никак не могла вспомнить, как его зовут. То ли Олег, то ли Денис, то ли Женя… Гус же назвал его по имени. Почему эта информация стерлась, а вот лужа крови, натекшая с мертвого дяди Коли, продолжала раскаленным клеймом жечь память, стоило только отпустить мысли свободным потоком? Что за убийственный механизм спрятан в голове человека? Почему страшное, тяжелое, отвратительное остается там на целые десятилетия, обрастая деталями, которые заставляют волосы шевелиться на затылке, а простая и легкая информация о чьем-то имени испаряется спустя полчаса, будто ее и не было? Кто придумал это правило жизни, обрекая каждого на бессонные ночи в омуте губительной памяти?
Уля почти уже различила в запахах полупустой больнички тяжелый дух мертвого тела, когда физрук подошел к ней, нетерпеливо подергивая плечами.
– Чего расселась? – невольно копируя манеру своего начальника, спросил он. – Часики-то тик-тик. Бери шмотье и шпарь отсюда, пока отпускаем.
Уля медленно поднялась, взяла протянутую ей сумку и посмотрела на стоящего напротив.
– Ты служка, да?
– Чего? – Парень даже отступил на шаг.
– Говорю: ты ведь служка? Ты Гусу уже проиграл? – Уля шла на него, заставляя парня пятиться. – Так какого хрена ты на меня орешь? Падаль. Подножный корм. Думаешь, если сегодня в милости, то можешь строить из себя главного?
– Ты свихнутая, что ли? – почти жалобно спросил он.
«Денис!» – вспомнила Ульяна, отстраненно удивляясь ярости, пылающей внутри.
– Послушай меня, Дениска, – процедила она. – Я поведаю тебе рассказ, как ты любишь. Мне остался один-единственный предмет. И я его притащу. Знаешь почему? – Тот машинально покачал головой. – Чтобы никогда не быть таким жалким ничтожеством, как ты. Я закончу игру и пошлю вас всех к черту. Понял меня? К черту! – Она уже кричала, готовая вцепиться в побледневшего парня.
Его страх наливался в Уле незнакомой силой. Всю жизнь она избегала конфликтов. Пряталась от прямых выяснений отношений, юлила и тихо ненавидела обидчиков, как все воспитанные девчонки. Но сейчас, когда ее прижали к расстрельной стене высшие необъяснимые силы, она просто не могла позволить какому-то мерзкому физруку издеваться над ней. Только не теперь.
Но Денис смотрел не на нее, это Уля поняла слишком поздно. Его взгляд испуганно метался где-то над Улиным плечом. И когда тишину коридора, прерываемую только дыханием стоявших, разорвал мерзкий смешок Гуса, сказанного, а главное, услышанного, было не вернуть.
– Значит, выиграешь игру и пошлешь нас к черту? – протянул Гус, задумчиво проводя краешком папки под ногтем мизинца. – И откуда такая ярость, девонька моя? В меченых обычно совсем нет на нее сил. Игра выматывает, знаешь ли…
– Я три года жила без денег… – ответила Уля, прикладывая все усилия, чтобы голос не дрожал. – Я устала быть жалкой, как они. – Кивок в сторону притихшего служки. – Я хочу… хочу ни от кого не зависеть. Хочу быть сильной. И богатой. Не бояться никого. Ни этого вот.
