Гус подошел ближе, физрук сдавленно пискнул и попятился.
– Иди, Денис, девочка сегодня всех сделала. – Шаги служки становились все тише и тише, а старик тем временем аккуратно взял Улю под локоть. – Пойдем, провожу тебя к выходу.
И они пошли вдоль ряда закрытых палат, где шептали, стонали и ерзали на скрипучих кроватях невидимые пациенты. Может быть, те, кого Зинаида отобрала на опыты. Но Уля старалась не думать о них, вообще ни о чем не думать, а иначе взвизгнула бы от ужаса и припустила бы за физруком. Триста метров коридора за десять секунд? Да легко! Лишь бы не шагать рядом с размышлявшим о чем-то Гусом.
– Вот ты говоришь, что не хочешь бояться, да? – начал он. – Но ведь деньги не даруют бесстрашие. Наоборот, ты будешь жить в постоянном страхе их потерять. Бесстрашие дарует только власть. И знание… Сегодня ты знала, что Дениска тебе не опасен. Служкой его назвала… Слово-то какое! Откуда?
Уля была готова к этому вопросу. Все то время, что они молча шли к лестнице, повторяла про себя заготовленный ответ.
– Я слышала, что так называют другу друга те, кто выполняет ваши поручения. Водители, охранник, девушка, которая пришла за мной. Мне показалось, что это логично… Проигравшие должны служить вам. Значит, они служки. – Помолчала для пущего эффекта и осторожно спросила: – Так?
Гус хмыкнул.
– Складно говоришь… Ну, допустим, все было именно так. Значит, служкой ты становиться не желаешь?
– Нет.
– А кем же тогда?
– Я хочу закончить игру… и освободиться, – почти искренне ответила Уля.
– И так просто расстаться с властью? Снова нырнуть в пучину всеобщего страха? Ослепнуть?
Ульяне были знакомы эти слова. Она читала их в записях Артема. Так старик перетянул отца на свою сторону. Так превратил его в слугу, куда более жалкого, чем прочие служки.
– Я не знаю, – только и смогла выдохнуть Ульяна.
– Ну так подумай об этом. – Гус остановился у серых ступеней, которые вели на первый этаж, к выходу из больницы. – Мне нравится твоя прозорливость, то, как ты подмечаешь все, как делаешь выводы… Жаль будет сделать тебя… Как ты там сказала? Подножным кормом? Хорошее определение, надо запомнить. – Он хохотнул. – Одиннадцать дней. А после поговорим. В любом случае.
Уля спустилась на две ступени, когда голос Гуса догнал ее, заставив окаменеть.
– Я знаю, что сегодня ты дошла до стены, девочка, – проскрипел старик. – Я знаю, что ты увидела там. Метка чувствует все, что чувствуешь ты. Тьма расходится от тебя волнами, как от камешка, брошенного в спокойный пруд. И каждый, видящий истину под своими веками, может прочитать тебя. Ты слишком остро чувствуешь для того, кто подошел к третьей загадке.
Он замолчал, Ульяна хотела повернуться, начать оправдываться, лгать, говорить что-то, только бы сбить старика с толку, но тот лишь громко хмыкнул в ответ на ее старания.
– Не мельтеши под клиентом. Мне плевать, что там с тобой происходит. Пьешь ли ты горстями таблетки или решила искать вещицы наживую. Только не думай, что можешь начать свою игру. Все вы играете по моим правилам. Даже если думаете, что я не замечаю ваш блеф. Служки называют друг друга служками? – Он ядовито хохотнул. – Ну-ну… Только это все не имеет никакого значения. Хочешь разобраться в том, что с тобой происходит? Валяй! Только время идет. Хочешь трахаться с моими служками? Да запросто. Только время идет. И твое, и их. Важно только одно – одиннадцать дней. Можешь идти.
И холод, сковавший было каждую Улину клеточку, мигом отпустил. Она покорно сделала еще два шага вниз, откуда-то зная, что Гус уже потерял к ней всякий интерес. Ему и правда было плевать.
На слабых ногах Уля вышла из больницы, спустилась по высокому крыльцу и прижалась спиной к стене. Промзона оставалась безжизненной и пустой. А вот в больнице просыпалась жизнь. Кто-то ходил там, хлопал дверьми, переговаривался, звенел посудой и скрипел оконными рамами, открывая форточки.
Была ли это настоящая больница, которая становится пристанищем Гуса сразу после заката? Или каждый находившийся там был мечен полынью? Уля покачала головой. Какая разница? Главное, что время идет.
Ей вдруг отчаянно захотелось закурить. Она никогда не была любительницей табака. От дыма начинала болеть голова. Способность сигарет согревать курящего, конечно, казалась заманчивой, но стоила еще дороже нового свитера.
Когда-то на этом же месте стоял Рэм. Ждал ее, обмирая от страха. Отлично представляя, чего боится. Курил, смотрел в темноту и думал. О смерти ли? О полынном поле? О тумане, который его ждет? Уля не знала. Но на это, сколько бы ни распинался Гус, ей плевать не было.
Еще сильнее, чем курить, Уле хотелось прижаться щекой к грубой ткани мужской куртки. Глотнуть горький запах полыни и табака и просто постоять так хотя бы минутку, разделяя тяжесть метки на двоих. Ульяна почти уже расплакалась от жалости к себе, когда в сумке запиликал телефон.
– Мама, наверное, – прошептала Ульяна, не позволяя себе надеяться увидеть совсем другое имя.
Свежедобавленный в память адресной книги телефон Рэма радостно сверкал на черно-белом экранчике. Уля на секунду зажмурилась, губы растянулись в глупой улыбке.
– Помяни черта, вот и он, – проговорила она, предвкушая, как на том конце сейчас хмыкнут в ответ, и хриплая просьба не чертить проведет итог под ужасами прошедшей ночи.
– Ульяна, – позвал ее незнакомый женский голос. – Ульяна, это ты?
– Да… – Она сжалась в предчувствии беды.
– Это Варя…
Слова оборвались сдавленным всхлипом.
– Алло! Варя! Я тебя не слышу! Что случилось? – Сердце бешено заколотилось, больно отдаваясь пульсом в ушах.
– Уля… тут с Рэмом… беда. Он приехал к нам, и ему стало плохо. Мы вызвали скорую… Врачи говорят, что он… Что он… Уля…
– Я здесь. Говори, – чужим, отстраненным голосом проговорила Ульяна.
Перед ее глазами стояло бледное, покрытое бисеринками холодного пота лицо Рэма. И ничего больше. Только полутьма его машины. Их дыхание. И его боль, которую не избыть.
– Врачи ничего толком сказать не могут… Но все очень плохо. А он не хочет даже на обследование лечь… я не знаю, что делать… Ульян, ты можешь приехать? Прямо сейчас. Пожалуйста…
– Диктуй адрес.
Достучаться до небес
В обычные дни тариф, заломленный таксистом, вызвал бы у Ули приступ негодования. Она бы отправилась к ближайшей остановке и полдня добиралась бы на общественном транспорте, если уж так необходимо оказаться на другом конце бескрайнего Подмосковья, которое кто-то будто в насмешку назвал «ближним».
Но в этот раз сумма промелькнула мимо ушей, и даже мрачное «оплата при посадке» не заставило Улю передумать. Она сунула в смуглую руку водителя предпоследнюю пятерку, доставшуюся от Гуса, и не глядя забрала скудную сдачу.
Двадцать тысяч – тридцать сребреников нового века. Достаточно поманить ими, чтобы человек
