– Ну все, ну… – Рэм силился казаться недовольным, но Уля разглядела, как по его щекам разливается румянец. – Приехал же. И смотри, кого привез. – Он наконец выбрался из объятий. – Это Ульяна. Вот, решил приобщить к твоему собачьему делу.
Варя шутливо стукнула его в плечо кулачком и повернулась к Уле.
– Очень хорошо, что вы приехали. Меня Варя зовут. – Ее радушный тон не изменился, но в глазах читалась настороженность. – Проходите в дом. Там чайник горячий.
Комната, в которую они вошли через небольшой предбанник, оказалась такой же уютной, как весь дом снаружи. Развешанные по стенам фотографии, заваленный подушками старенький диван, рядом – низкий столик, милые безделушки на полках. Уля представляла себе собачий приют совсем иначе.
– Здесь мы с Сойкой живем, – словно почуяв ее сомнения, сказала Варя. – В этой комнате и следующей. И кухня еще. А остальное уже помещения приюта. Там и кабинет Сойкин, и места для работников. Нас тут немного, но все равно.
– Где Сойка-то? – спросил Рэм. Он успел уже завалиться на диван и расслабленно вытянуть ноги.
– Базиль опять забор повалил, она разбирается. – Варя горестно вздохнула и пояснила для Ули: – Один из псов вырос в теленка, никто его, конечно, не берет. Вот он и сходит с ума от скуки.
– А Сойка это… – осторожно спросила Ульяна.
– Моя подруга. – Варя улыбнулась, на щеках заиграли славные ямочки. – Так вы чай будете?
– Будем, – уверенно ответил Рэм. – И что-нибудь пожевать, мы не завтракали.
Варя довольно кивнула и поспешила в кухню, кутаясь в просторный вязаный кардиган. Когда они остались вдвоем, Уля присела на краешек дивана и перевела дух.
– Ну что? Не очень страшно? – насмешливо спросил Рэм, кривя губы.
– Даже не начинай, Ромочка, – мстительно процедила Ульяна. – Я уже и не помню, когда последний раз знакомилась с людьми… Сам понимаешь. А тут твоя подруга, ну вдруг я… увижу…
– Так. – Рэм мигом подобрался. – Мы же договорились. К тому же ты теперь умеешь этим управлять, вот и тренируйся. В конечном счете месяц уже начался…
Варины шаги заставили его замолчать. Он снова откинулся на диван, подложив под голову сцепленные руки.
– Какие вообще новости?
– Ох, Ром, ну какие тут новости? Денег, как обычно, не хватает. Бабушка вроде бы еще сама ходит, но на улицу боится. Сойка палец отбила две недели назад, весь черный, а в больницу не хочет… – Варя замолчала. – И когда я стала такой скучной?
– Не скучной, а взрослой. – Рэм погрозил ей пальцем. – Бабка твоя еще всех переживет, ты мне уж поверь. Сойка сама знает, как ей лучше, она же врач…
– Ветеринарный.
– А я говорю: врач, и получше всяких, мне ли не знать. – Он ухмыльнулся. – И денег я привез. Все? Беды решены?
– Ром, мы ничего у тебя не возьмем. Сколько можно? – Варя закусила губу, в бездонных глазах опасно поблескивало.
– Сколько нужно, столько и можно. – Он дернул плечом. – Все, закрыли тему. Мы с Сойкой разберемся, а твое дело, женщина, подать мне вот тот пирожок. – Он ткнул пальцем в румяный бок пушистой булочки. – Сама пекла?
– Оболтус. – Варя улыбнулась. – Конечно, сама, с утра почувствовала, что ты приедешь.
Ульяна слушала их, не веря собственным ушам. Она успела увидеть Рэма совершенно разным. Он был испуганным и бравирующим, злым, хищным, пьяным, плачущим у ее ног, голым, спящим, избитым. Любым, но только не таким, как здесь, – частью незнакомой Уле истории, где для него занято место то ли старшего брата, то ли младшего, но успевшего вырасти раньше других.
Пока Рэм вгрызался зубами в сладкое тесто, Ульяна не могла отвести от него глаз. Куда делся забитый уличный пес? Кто этот добродушный сытый парень, умеющий так свободно, так открыто улыбаться в ответ на ласковые прикосновения теплой руки?
«Вот ты какой, Ромка, – подумала Уля. – Вот каким ты мог быть, но стал Рэмом».
Еще один счет, выставленный полыни, который никогда не будет оплачен.
– Эй! – Оказалось, что Варя все это время что-то говорила ей. – Будешь булочку?
– Да, спасибо, – чуть слышно пробормотала Уля, пряча взгляд от проницательных серых озер.
Пирожок оказался очень вкусным. Только теперь Ульяна вспомнила, что почти сутки ничего толком не ела. А сладкое тесто – пушистое, тающее на языке, с кисловатой яблочной прослойкой – было просто упоительным.
– Возьми еще, ты такая худая, с ума сойти. – Голос Вари оставался холодным.
– Ну, вы сидите. – Рэм поднялся с дивана, облизывая сладкие пальцы. – А я пойду Сойку поищу, что-то она долго.
Когда за ним, скрипнув, закрылась дверь, а с улицы пахнуло свежим лесным ветром, в комнате воцарилась напряженная тишина. Варя крутила в руках пустую чашку, Уля сжимала в кулаке еще один пирожок.
– Ты, наверное, думаешь, что это за клуша такая, да? – глухо спросила Варя. – Он тебе про нас ничего не рассказывал?
Ульяна не знала, что ответить. В голосе Вари слышалась откровенная злоба – неожиданная, совершенно не сочетающаяся с ее мягким, уютным обликом.
– Нет, не рассказывал.
– Ну, разумеется. Так вот, Ульяна. – Варя повернулась к ней всем телом. – Мы – его семья, единственная, которая у Ромы есть. И я не позволю тебе делать ему больно, он и так слишком много пережил, ты меня понимаешь? – Озера ее глаз опасно потемнели, Уля тут же перевела взгляд на веселенькую обивку дивана. – Нет, смотри на меня! – Варя хлопнула ладонью по колену. – Я знаю, как ты с ним поступила в прошлый раз. Он никогда не говорил о тебе толком, ничего, даже имени, но разве нужны слова? И так все ясно. Когда ты ушла, он почти умер, слышишь? Мы его еле выходили, как пса, попавшего под грузовик. И если ты еще раз… исчезнешь, я сама тебя разыщу, поняла меня?
Уля тяжело сглотнула и осторожно положила пирожок на край тарелки. От тихого злого голоса Вари пробирала дрожь. В нем не читалась угроза, он весь был угрозой – бешеной материнской заботой, способной остановить на скаку любую лошадь и выдрать волосы любой обидчице. Только Ульяна не могла быть той самой, чуть не убившей Рэма своим уходом. Никак не могла. Поэтому решительно посмотрела на Варю. Ей показалось, что она нырнула в ледяное озеро, даже сердце пропустило удар.
– Варя, послушай, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Мы с Рэмом – соседи, познакомились меньше недели назад.
И сама удивилась этим словам. Сколько невыносимого успело вместиться в эту неделю! И как только они еще ходят, говорят, едят пирожки, объясняются с заботливыми подругами? Человеческий мозг – самый лучший обманщик, он умеет делать вид, будто ничего страшного не случилось, стоит только перелистнуть страницу дня.
– Как неделю? – чуть слышно проговорила Варя.
– Вот так. Он переехал в коммуналку, где я живу. Мы познакомились. Сходили
