– Нет, они от меня прячутся. Пока не разобрали, враг я им или друг. Но мне важна не их дружба. Дело они знают хорошо.
– Хорошо-то… – Лют снова посмотрел на выложенные в ряд мечи. – Да у каждого своя душа…
– Это судьба. Доверься своей удаче.
Лют оглядел завязанные чехлы – все одинаковые. Осторожно ощупал три-четыре, проверяя длину клинка и ширину рукояти. Окажется узкой под ладонь – придется переделывать… В Киеве Ингваровы гриди ему рассказали: из Свинческа привезли «корляг» погибшего Сверкера – клинок от франков, а набор делали на месте, потому что рукоять оказалась мала. И златокузнец из тамошних русов взял для яблока и перекрестья узоры с золоченых женских застежек, принадлежавших старой королеве Рагноре, матери Сверкера. Сверкер называл его Поцелуй Валькирии…
Лезет же в голову… Он увидит свой меч и после этого придумает ему имя… Как ребенку… «Но ведь дитя себе тоже нельзя выбрать! – вдруг осенило Люта. – Ни один отец не может заказать себе сына именно такого, как хочется. Какого рожаницы пошлют, того и расти…»
Лют провел рукой над выложенными в ряд мечами и выбрал один.
– Вот этот…
– Бери и второй, – подсказал Альв. – Они, должно быть, братья, коли рядом лежат.
Лют кивнул. Мистина двинул бровью: два выбранных «корляга» забрал его оружничий, остальные снова убрали в ларь.
– Посмотришь?
– Завтра. – Лют даже не чувствовал нетерпения, ему нужно было отдохнуть от волнения выбора. – Так что! – Он шагнул к Мистине. – Как ты выкрутился?
Но тот откинулся к стене и закрыл глаза. Прижал ладони к лицу и потер.
– Не могу! – глухо сказал из-под ладоней. – Не знаю, как боги не убили меня на месте за то, что я сделал! Может, я и расскажу тебе, – он опустил руки и взглянул на брата. Морщины на лбу, складки от крыльев носа к углам рта углубились, будто за этот день он прожил несколько лет. – Но уж точно не сейчас!
* * *– …Я скажу тебе всю правду об этих горностаях. Но прежде, – Мистина придвинулся к Етону, пристально и требовательно глядя в глаза старика; под напором его взгляда недоверчивость в Етоновых глазах сменилась растерянностью, – но прежде поклянись, что от тебя об этом не узнает ни одно живое существо… живое или мертвое! Возьми свой старый меч, – он кивнул на стену, – и поклянись! Без этого я не скажу ни слова!
Изумленный Етон сделал слабое движение; Мистина живо встал, потянулся и снял со стены один из трех висевших там мечей в ножнах. Очень длинных и тяжелых – длиннее обычных. Каковы же были те руки, для которых ковали эти мечи лет пятьдесят назад! А теперь кожа на ножнах потемнела, серебро оковки почернело… давно их не касалась сильная хозяйская рука. И дорога этим мечам лишь в темную могилу. Но и смерть старика не освободит их: Етон ведь уже не погибнет в бою и не попадет в Валгаллу…
Мистина положил меч на колени Етону; тот взялся за рукоять чуть дрожащей рукой. И ему пришли те же мысли, но принесли не отстраненное сожаление, а горечь.
– Говорят, люди родятся вновь, – пробормотал он. – Как ты думаешь – правда?
– В сагах есть, что иным удавалось. Но я пока не видел.
– Не завидуй долгой жизни. А то пожалеешь, что не успел умереть на поле боя, пока еще мог выйти туда… не только чтобы умереть!
Мистина дернул углом рта. Он уже столько раз в своей жизни бывал на грани смерти, что если и думал, как же именно в конце концов умрет, то без сердечного трепета. Вместо ответа он слегка потер верхнюю часть груди – где остались уже едва заметные, тонкие шрамы из битвы под Ираклией Понтийской…
– Ну так чего ты хочешь? – Етон невольно проследил за его рукой. – Чтобы я поклялся…
– Что ни одно существо, живое или мертвое, никогда не узнает от тебя того, что я сейчас тебе расскажу. Это такая тайна… что даже нам с тобой лучше знать об этом как можно меньше. Со временем, возможно, она и перестанет быть тайной. Но когда это время придет, ты уж сам это поймешь, обещаю.
– Да буду я расколот, как золото, моим же оружием, – Етон на ладонь вытянул меч из ножен и, склонившись к коленям, прикоснулся бледными губами к основанию клинка.
Так он мог бы приложиться ко лбу или к руке прекрасной, желанной женщины, обладать которой уже не в силах…
– Так в чем дело? – Етон переложил меч на одеяло лежанки и посмотрел на Мистину.
– Как ты знаешь, – Мистина глубоко вдохнул, – Эдгит, супруга Отто, умерла три или четыре года назад. Такому человеку не годится сидеть на престоле без королевы. А Эльга, как ты теперь знаешь… тоже вдова…
– Троллева матерь! – охнул Етон, вытаращив на него глаза.
Мистина слегка кивнул, опустив веки, будто говоря: да, именно так, как ты подумал.
– Ни один из них не сыщет себе пары лучше: Отто – мужчина в расцвете сил, ему еще нет сорока. Эльга – прекрасная женщина на тридцатом году. Оба они высокого рода, умны, правят могущественными державами. Мудрено ли, если, лишившись супругов, они ищут новых друг в друге? И теперь ты поймешь, почему я привез горностаев для передачи людям Генриха – для Отто.
– Почему? – пробормотал Етон. Ошеломленный, он был не в силах разгадывать загадки.
– Горностай – это почти та же куница. Посылая Отто в дар горностаев, она дает понять, что не прочь найти в нем нового господина…[12] Но раз Эльга – вдова и одежды ее белы, то и куницы тоже белые.
– Так это… ее сватовство? За Отто?
Мистина снова опустил веки, ненавидя самого себя. Великолепие собственной выдумки не радовало, а скорее пугало своей правдоподобностью.
– И что Отто? – Етон подался к нему, вообразив, как землями на восток и на запад от его владений совместно правят высокородные супруги. – Согласен?
– Ты сказал, будто знаешь, что бавары привезли для меня. Что они привезли?
– Мечи привезли… «корляги».
– Ну если Отто в ответ прислал мечи… сам догадайся, в чем суть ответа.
– Он согласен?
– Я бы счел такой ответ за согласие. Но Эльге не пристало выходить замуж в белых одеждах вдовы, и пока Отто обещает ей военную помощь. Коли будет в том нужда, эти десять мечей превратятся в десять тысяч. Вот таков смысл этого обмена дарами. А я что-то не слыхал, чтобы за брачные дары где брали мыто, так что… твой упрек мне был несправедлив. Но я на тебя не в обиде, ведь ты никак не мог знать сути дела.
– Но древляне баяли… – Етон нахмурился.
– Ну а им-то откуда было знать? Сигге Сакс солгал, когда изменил моему отцу. И пытался совещание наше разрушить, чтобы от Эльги союзника отвадить. Ведь
