Лежа на полу и наблюдая за Даксом, мне безумно хочется присоединиться к его сессии, чтобы кодировать вместе с ним. Трудно отрицать, что его лицо наделено строгой красотой, но меня никогда не привлекала его внешность. Меня больше завораживало его умение концентрироваться, как мечутся его глаза, пока все его мысли сосредоточены на поиске идеального кода. Когда я работаю, мне приходится набирать каждое слово по буквам, а Дакс может формировать сразу целые логические блоки. Мой код вырастает как дом, медленно, кирпичик за кирпичиком, поднимаясь от фундамента, пока не становится ясна вся задумка. А мозг Дакса настолько гармонично синхронизировался с панелью, что в его доме возникают целые комнаты и этажи. Я вижу это на экране генкита – как в одно мгновение открываются сотни файлов, из них выбираются куски кода и тут же преобразуются во что-то новое. Ему хватает одной мысли, чтобы вызвать алгоритмы и принципы, перемещать их и расставлять по новым местам. И когда видишь, как его разум собирает страницы алгоритмов, словно кусочки головоломки, выбирая из кучи хаоса нужные разделы и соединяя их вместе, то кажется, что перед глазами творится волшебство.
Его глаза бегают туда-сюда, а дыхание учащается. Желание присоединиться к нему так велико, что я едва могу сдержаться. Мне хочется переплести наши сознания, позволить нашим умам слиться в единое целое, чтобы превратить куски кода в выдающиеся шедевры. Вместе мы станем вдвое быстрее. Два разума работающие в гармонии.
Если бы мы с Даксом могли работать вместе, то это точно было бы что-то особенное.
Я безотчетно тяну к нему руку и провожу окровавленными пальцами по его лицу. На его бледной веснушчатой коже остаются алые разводы, но он даже не замечает этого. Ничего не чувствует. Когда я уже убираю руку от его лица, он разрывает сеанс и выдергивает кабель из моей раскуроченной панели.
– Какого черта? – выдыхает он. А затем тянется к моей руке. – Мне нужен образец твоих тканей, живой образец. Я проведу сканирование.
– Что случилось? – Я вытягиваю руку, и он вставляет кабель с иглой на конце в только что зашитую им рану.
Я шиплю, когда металл вгрызается в разрез, отчего по руке бежит свежая струйка крови. Кабель дергается, и в генкит поступает образец моих клеток для анализа. Дакс вытаскивает иглу, и его глаза вновь стекленеют.
– Дакс, что происходит? Что-то не так?
– У тебя есть резервный модуль, – ошеломленно выдыхает он.
И при этом выглядит напуганным.
– Нет, я уверена. Вот почему я переживала, когда повредилась панель.
Он качает головой.
– Не знаю, с чего ты это решила, но у тебя стоит резервный модуль в позвоночнике. Он замаскирован и больше напоминает стандартную загрузку. Ничего не понимаю.
Я смотрю на него, чувствую, как начинает кружиться голова. Если бы у меня был резервный чип, то я бы могла восстановить свою старую панель вместо того, чтобы устанавливать новую. И все запрограммированные для гипергенеза модули вновь начнут работать уже через несколько дней, а не недель, которые обычно требуются, чтобы вырастить панель с нуля. Но я ничего не знала о резервном модуле. А раз Дакс обнаружил что-то в моем позвоночнике, то значит, папа поместил это туда и не сказал ничего мне.
Тело охватывает озноб, а затем до меня доходит смысл слов Дакса.
– Подожди, ты сказал «стандартная загрузка»? Как у обычных панелей?
Дакс кивает, а его глаза вновь стекленеют.
– Я не вижу, что там, но она определенно несовместима с гипергенезом. Подожди, я проверю образец ткани.
– Для чего тебе понадобился этот образец?
– Я проверяю… – Его лицо мгновенно бледнеет. – Но это тот же результат.
– Что за результат? Дакс, что ты нашел?
Он моргает и, глотнув, смотрит на швы на моей руке.
– Не знаю, как тебе это сказать, но, кажется, у тебя нет гипергенеза.
Глава 23
Я застываю. Слова Дакса эхом отдаются в голове: «Кажется, у тебя нет гипергенеза».
– Это абсурд.
Я отталкиваюсь от пола здоровой рукой и, скрестив ноги, сажусь на забрызганный кровью бетон. От этого движения комната перед глазами плывет. Я тру глаза и качаю головой.
– Я родилась с гипергенезом.
Несколько мгновений Дакс просто смотрит на меня.
– Не знаю, что тебе сказать. Но результаты анализа отрицательные. Можешь убедиться сама.
Он поворачивает ко мне экран генкита. В центре высвечивается ярко-зеленое окошко с крупными буквами: «Гипергенез не обнаружен».
Но каждый раз, когда я подключала к нему свою панель, это окошко становилось красным. Я тысячи раз его видела. Этого не может быть.
– Но как же моя спина, – дрожащим голосом говорю я. – Дакс, ты же был там той ночью. Я взломала панель, и кожа на спине начала лопаться.
– Знаю. И поверь мне, принцесса, меня это пугает не меньше, чем тебя.
Меня охватывают сомнения. Живот сжимается словно кулак, а сердце колотится в груди. Я ввожу команды на генките, чтобы перепроверить результат. Но на экране вновь всплывает зеленое окошко. Я провожу еще одно сканирование, более глубокое, заставляя генкит проанализировать поведение всех возможных компонентов моих клеток.
Наконец высвечивается результат. Образец, взятый у меня Даксом, отображается как зазубренная линия из нанитов. Будь у меня гипергенез, на экране творился бы хаос, напоминающий статические помехи, а если бы ничего не было, то я бы увидела прямую линию. Но мой результат больше напоминает горный хребет. Это не прямая, но и не хаос. Я смотрю на него и чувствую, как мурашки ползут по коже.
Это означает, что у меня нет гипергенеза, но и не подтверждает, что я нормальная.
– Дакс, посмотри на это. Я не знаю, что это значит. Никогда раньше такого не видела.
Наклонившись, он всматривается в экран и поворачивается ко мне.
– Разве твоя мать не болела гипергенезом?
– Да, именно так они с отцом и познакомились. Он брал у нее анализы крови.
Гипергенез встречается очень редко, известно лишь несколько случаев в мире, но образцы тканей и крови таких людей пользуются большим спросом. Их клетки ведут себя не так, как должны, а всем известно, что
