Она прожила еще пять лет, пока один врач из благих побуждений не ввел ей исцеляющую сыворотку после автомобильной аварии. Большинство людей, страдающих гипергенезом, умирают молодыми. Эта болезнь – проклятие. Ее никто бы не пожелал своему ребенку. Я не вспоминала о маме с тех пор, как уехала из хижины, но Дакс неспроста упомянул ее. Гипергенез не попадает под законы Менделя[22] – он не содержится в генах родителей, но все равно передается по наследству. Каждый ребенок, рожденный от матери с таким заболеванием, тоже будет носителем.
Если только папа этого ребенка не Лаклан Агатта.
– Господи, Дакс. Он что-то сделал со мной, да?
Дакс кивает, рассматривая зазубренную линию на экране генкита.
– Судя по всему, так и есть. Должно быть, он нашел способ подавить болезнь, но она не исчезла полностью. Не знаю, что означают эти результаты, но они плохо выражены. Скорее всего, обычный код даже не вызвал бы у тебя сыпи, и мне непонятно, что тогда произошло с твоей спиной. Должно быть, там было что-то еще, что причинило тебе боль, когда ты взломала панель той ночью.
Мы одновременно поворачиваем головы и смотрим на панель. Дакс втыкает в нее кабель из генкита, и тот с хлюпаньем соединяется с разъемом. Его взгляд стекленеет, когда глаза начинают порхать туда-сюда.
– Вот здесь, – говорит он. – Что-то странное в одном из старых модулей.
Он наклоняет голову и отображает файл на экране генкита, чтобы я тоже могла на него посмотреть. Это алгоритм исцеляющего модуля – четыреста страниц уникального папиного кода. Судя по всему, именно его Маркус и вырезал из меня. Он считал, что там нейронный код, который поможет его жене, но ошибался, потому что этому медленному и громоздкому алгоритму требовались дни, чтобы залечить что-либо серьезнее царапины.
Я щелкаю пальцем по сенсорной панели генкита, вчитываясь в команды. Никогда раньше не разбиралась в этом алгоритме. Когда мы поселились в хижине, папе не нравилось, что я копаюсь в нем, а после случая со спиной мне было просто страшно лезть в свою панель. Код сложный, но я легко понимаю его, как любой алгоритм, написанный папой. Но через несколько страниц на экране появляется раздел, который отличается от остальных. Я хмурюсь и просматриваю комментарии.
«Незарегистрированный код… Анализировать… Эпидермис… Разъедать…»
Сердце сбивается с ритма.
– Этот код атакует мою кожу.
Дакс кивает:
– Он запускается, если на панель загружается приложение, которого нет в списке разрешенных. Это ужасно, но оно не сможет убить тебя. Думаю, твой отец написал его, чтобы сымитировать приступ гипергенеза.
Я вспоминаю морщинистые рубцы, которые тянутся вдоль моего позвоночника, и снова пристально вглядываюсь в код.
– Папа не стал бы…
Замолчав, я вонзаю ногти в ладони. «Он не стал бы причинять мне боль», – я хочу сказать это, но сама понимаю, как наивно звучит.
Конечно, он мог причинить мне боль. Я же видела, что он сделал с Коулом. Он вскрывал тела пятерых детей и проводил над ними эксперименты. Так с чего я решила, что он не навредит мне? Почему не задумывалась об этом? Я закрываю глаза, чтобы не видеть подтверждение этого на экране генкита.
– Принцесса, – зовет Дакс.
Он касается моего плеча, но я отворачиваюсь от него. Не хочу, чтобы меня утешали. Мне не нужно его сочувствие. Я хочу выбраться отсюда, вернуться в хижину и сжечь ее дотла.
Я открываю глаза и смотрю на экран генкита. Боль, сковывающая меня, перерастает в ярость. Дыхание учащается, а зрение затуманивается. Давление все еще низкое, и мне необходима капельница. Мне нужно лечь или перевязать руку, но сейчас я могу думать лишь об одном.
– Разве ты не понимаешь? – спрашивает Дакс. – Что бы ни сделал твой отец, чтобы вылечить гипергенез, он пошел на многое, чтобы скрыть это. Скорее всего, там было что-то незаконное. Вот почему он оставил тебя в хижине. Он сделал это, чтобы скрыть код от «Картакса».
– Мне плевать на «Картакс», – огрызаюсь я и сама удивляюсь тому, как злобно звучит мой голос. – Он скрывал это и от меня тоже, Дакс. Он лгал мне. Заставлял верить, что у меня гипергенез, а сам спрятал код в руке…
В голове вспыхивают последние слова, и я чувствую, как леденеет кровь. Схватив генкит, я подтягиваю его к себе.
– Что такое? – спрашивает Дакс.
Я так сильно сосредотачиваюсь на курсоре, который мигает на экране генкита, что мир вокруг просто в расфокусе. Я начинаю пролистывать папки на операционной системе панели и запускаю несколько вариантов поиска файлов.
– Коул рассказал мне, как создавался «Картакс», – говорю я, продолжая печатать. – Папа пытался создать вакцину еще до вспышки, верно?
– Он пытался создать вакцину гидры более двадцати лет.
– А значит, у него были десятилетия на то, чтобы придумать, как распространить ее и убедиться, что «Картакс» не сможет это контролировать. Он видел, как они зашифровали вакцину гриппа и знал, что они так же поступят и с гидрой. Но не хотел, чтобы это повторилось. – Здоровой рукой я вбиваю еще одну строчку команд в генкит, а затем запускаю еще один поиск. – И сейчас мы следуем этому плану. Просто он намного глобальнее, чем мне казалось.
Дакс хмурит лоб:
– Что ты проверяешь?
Я поднимаю голову и смотрю на него. От этого движения все плывет перед глазами. Медленно выдохнув, я заставляю себя собраться с силами.
– Я смотрела на все с неверной точки зрения. Мне казалось, папа заботится обо мне.
– Так и было, принцесса. Он любил тебя больше всех на свете.
– Дай мне закончить, – огрызаюсь я.
На мгновение на лице Дакса отражается шок, но тут же исчезает. Я запускаю еще один поиск и встречаюсь с ним взглядом.
– Я думала, что он любит меня так же, как большинство людей любят своих детей. Но это не так, Дакс. Потому что он не походил на большинство людей. Когда Коул появился в хижине, он не собирался следовать папиному плану, но я воспользовалась его чувствами к Цзюнь Бэй, чтобы надавить на него. Мне казалось, что именно этого хотел от меня папа, и, наверное, так и было, но мне было противно манипулировать Коулом.
Дакс медленно кивает. Перед глазами снова плывет, и я опускаюсь на пол, стараясь собраться с мыслями.
– Но именно это папа и делал. И теперь я понимаю это, Дакс. Он манипулировал людьми и использовал их словно инструменты. Весь этот
